– Упаси вас Бог выказать волнение или стыд! Та самая дуэль – всецело дань безрассудству вашего покойного супруга, не более! И хоть вы убивались по нему от всего сердца, вам вовсе не в чем себя упрекнуть.

Джорджия едва не заспорила – ведь она знала все свои грехи наперечет. Однако Джейн сказала правду… или почти правду. Она была невинна – ну, во всяком случае, не повинна ни в чем дурном.

– Какое платье наденете, миледи? Из тонкой шерсти кремового цвета? Или голубое? Или вот это, желтовато-коричневое, с розочками?

– Серое в полоску.

– Эту гадость? Да в нем прибираться в доме стыдно. А уж про обед в обществе герцогов и графов и речи нет.

– Это лучший наряд, приличествующий моему полутрауру. Цветного я не надену, Джейн. Я обещала ровно двенадцать месяцев скорбеть по Дикону – и если отрекусь от обета ради бомонда, то перестану себя уважать.

– Не думаю, что кто-либо из них следит за временем вашего траура.

Джорджия рассмеялась:

– Будь уверена: следят и считают, притом столь же придирчиво, как и дни до рождения первого в семье наследника. Только серое. И поторопись. Если я опоздаю, это тоже поставят мне в вину!

– Тогда побыстрее надевайте обручи для кринолина!

Джорджия завязывала второй узел, когда воротилась Джейн, неся скомканный серый наряд, напоминавший более всего грозовую тучу.

– Когда вы сможете отказаться от серого, госпожа, я вознесу благодарение Господу! Этот цвет делает вас такой блеклой.

– А именно это нам сейчас и надобно.

Джейн помогла госпоже надеть юбку, за юбкой последовал корсаж на бесчисленных петлях, который целомудренно прикрывал даже ключицы. Джорджия придирчиво оглядела себя в зеркало.

– Сможешь быстренько отыскать гофрированный воротник? А простой капор?

Джейн изобразила отвращение, но тотчас принесла льняной воротник и шапочку. Воротник она надела на шею Джорджии и застегнула его – фалды ниспадали спереди и сзади, и горничная тщательно заправила их под корсаж.

– Точь-в-точь монашка! – удовлетворенно произнесла Джорджия. – Это хоть сколько-нибудь утихомирит сплетни о Скандальной графине.

– Скандал-то именно в том, что все вас так величают, госпожа, но выглядите вы и сейчас совсем как девочка. Присядьте-ка, а я застегну ваш капор.

– Тут, полагаю, дело вовсе не в моих годах. – Джорджия покорно присела. – В «Приюте Данаи» есть девушки, которые были изнасилованы… и другие, которые весело и легко пошли по пути порока в четырнадцать…

«Приют Данаи» был известным в городе прибежищем для опозоренных служанок.

Джейн стянула пышные волосы Джорджии и крепко-накрепко заколола.

– Однако вам не след с такими якшаться.

– А леди Родгард прилично быть патронессой подобного заведения? А леди Уолгрейв? А герцогине Эйтон?

– Все они куда старше вас, миледи. – Джейн закрепила последнюю шпильку и натянула на головку Джорджии капор, укрывший почти все волосы сзади. Джорджия и спереди убрала под капор все, что только можно было. – Наденете украшения, миледи?

Выйти к обеду вовсе без украшений, за исключением венчального кольца? Чересчур эксцентрично. Тогда что выбрать?

– Жемчужные серьги, – сказала Джорджия, вынимая из ушей золотые, в которых обычно ходила. – И мой траурный браслет.

Когда Джейн воротилась, Джорджия надела серьги и замкнула траурный браслет вокруг своего правого запястья, скорчив при этом унылую мину. Черная с серебром лента была украшена хрустальным флакончиком, внутри которого находился локон каштановых волос Дикона. Глядя на это «украшение», она всегда вспоминала его мертвое тело.

Джорджия взглянула на маленький портрет, стоявший на туалетном столике, – он всегда ей очень нравился. На нем Дикон был изображен улыбающимся, в изысканном модном костюме, полный жизни и радости. Она поцеловала кончики пальцев и коснулась изображения, но стекло было холодно – точь-в-точь тело Дикона, когда она коснулась его тогда, в день его смерти…