Ну да, это место по любому другое – ведь, сколько километров я прошел по пещерам. И время другое – ведь, сколько времени я там бродил. Судя по летнему, а может, по весеннему благоуханию природы, наверное, прошёл как минимум год.
А если я всё-таки на том же самом месте, только во времени не настоящем, а в далёком будущем? Нет, всё же я в далёком прошлом. Хи-хи! Почему так навязчиво мне в голову лезет эта идея?
А что. Вполне возможно! Ведь существует инопланетный корабль со всеми его техническими фокусами. И, допустим, каждая из внешних дверей корабля имеет свои координатные настройки-направления. Южная дверь настроена на лето одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года, оттуда я и пришёл. А западная – на время из далёкого прошлого, настолько далёкого, что Уральские горы были ещё молодыми, возможно, моложе нынешнего Кавказа. Этим объясняется наличие молодых голых скал на месте заросших лесом древних гор двадцатого века.
Блин, совсем путаница в голове. Если нынче прошлое, то двадцатый век, из которого я пришёл, не был, а лишь будет.
Итак, если мы не можем определить точную дату, значит, мы её назначим. Судя по весеннему благоуханию природы и по положению солнца в полдень, а также, учитывая географическое положение – нынче, наверное, середина мая. Пусть это будет пятнадцатое мая первого года.
Стоп. Эта дата появилась в голове не столько в результате логических измышлений, а словно кто-то настойчиво мне её предложил, словно интуиция сработала. Что-то я раньше не замечал за собой интуитивных способностей.
Кроме того, в записной книжке и в шлёме вдруг сами по себе заработали часы-хронометры.
За мной явно кто-то присматривает, кто-то явно меня ведёт по этим лабиринтам пещер, лабиринтам судьбы и времени.
Итак, относительно той даты времени года, тридцатого июня, когда я вошёл в пещеру, я как-бы переместился на полтора месяца назад. Даже не представляю, куда я переместился в годах, вернее, в тысячелетиях, относительно той даты вообще – как-то я мудрёно изложил своё время-перемещение.
Вот что значит свобода, вот что значит свежий воздух – стал много размышлять, возможно, размышлять и бредово. В пещере в таких масштабах не размышлялось.
16 мая I года
«Высоко сижу, далеко гляжу». Сегодня уже второй день, как я нахожусь на вершине скалы и изучаю окрестности через волшебный шлем.
Горные виды на северо-востоке и впрямь напоминают Кавказ – заснеженные вершины, голые склоны со скудной растительностью. Гордый орёл завис высоко в небе, выискивая добычу. Стайка горных баранов передвигается вереницей по, только им видимой, тропке. Большая кошка-барс сопровождает их, перепрыгивая с камня на камень.
По всей остальной округе – густая тайга, состоящая, в основном, из хвойных пород деревьев, и изредка, из лиственных. В лесных зарослях бродят косули, кабаниха с поросятами, красавец-олень с развесистыми рогами. А вот лиса роется в листве своим острым носом, в зарослях малины возится медведь. Да уж, зверья в лесу предостаточно, не то, что в моем семьдесят шестом.
Поляна у южного подножия скалы вовсе и не поляна. При взгляде через шлем, передо мной предстало огромное болото, заросшее густым кустарником и кишащее земноводными тварями. Действительно кишащее. Целые полчища лягушек устроили брачные оргии в тенистых заводях. Водяной уж с характерными жёлтыми отметинами на голове затаился за кустом в ожидании зазевавшейся добычи. Крупная ящерица перепрыгивает с кочки на кочку в поисках своего обеда.
Шлем, даже невзирая на отражающий эффект поверхности реки, позволил заглянуть глубоко под воду. Огромный сазан вальсирует между камнями, мелкие рыбёшки стайками греются на мелководье, усатый сом расположился вздремнуть под корягой, рак огромной клешнёй роет себе нору в песке под корягой.