Пока обедали, ближе познакомился с ним. Он произвел на меня приятное впечатление: грамотен, профессионально подготовлен, молод, хорошо знаком с моей биографией и деятельностью, общителен, инициативен.

Он сообщил мне, что его нашла моя бывшая супруга Гульнар. «Молодчина!» – похвалил ее я про себя.

Не задумываясь, я принял твердое решение, чтобы Мухамедьяров стал моим вторым адвокатом.

Скоро допрос возобновился и длился до 23 часов 13 минут.

К концу допроса все мы выдохлись, сильно устали. Я чувствовал себя, словно у меня выпотрошили все внутренности. Я посмотрел на своих адвокатов: их глаза, хотя выглядели усталыми, но выражали твердость, уверенность в нашей правоте, сдержанную радость.

Пока следователь с помощником суетились, собирая аппаратуру, адвокат Сарманов, не сдерживая чувств, похлопал меня по плечу и сказал:

– Бике! Овчинка выделки не стоит! Без проблем, вытащим Вас из этой грязи! Думал, что имеет место какая-то взятка, ну, хотя бы в размере 500–1000 долларов. Оказалось, что нет ничего криминального, нет ни одного факта нарушения закона с Вашей стороны! Порвем и растопчем их! Давайте, держитесь смелее!

В первом часу ночи я вновь оказался в своей удушливой камере.

Проснулся с робкой надеждой, что новый день подарит приятные новости.

Прибыли конвоиры, привычно заковали в наручники, и повезли в Нацбюро. Стояло тускло-бледное морозное утро. Мне, одетому в осенний плащ, летнюю обувь, холод сковал руки, пробрал меня до костей. Да и пустой желудок не добавлял оптимизма моему подавленному состоянию.

Вновь продолжился бестолковый процесс допроса. Следователь Ботабаев продолжил задавать свои глупые вопросы. Он явно не тянул на уровень своей нынешней должности: ни знанием, ни профессионализмом, ни опытом. Мало того, он был просто малограмотен. Подписывая протокол допроса, я на одной странице находил более пятидесяти грамматических ошибок.

Но не это нас злило и раздражало. Нас сердило то, что он был совершенно не самостоятелен: через каждые 30–40 минут он с очередной отпечатанной страницей допроса выбегал в соседнюю комнату и возвращался оттуда с переписанным текстом (явно была видна рука другого человека). То есть, им командовала целая группа невидимых следователей. Дошло до того, что в том незримом для нас кабинете, начали править даже мои показания. Наши попытки апеллировать к здравому смыслу были решительно отвергнуты Ботабаевым.

Почувствовав с нашей стороны упорное несогласие с процедурой ведения допроса, «помощники» нашего следователя предприняли яростный психологический штурм. Они бесцеремонно входили в кабинет, где шел допрос, шагали взад-вперед, слушали мои показания, потом внезапно уходили. Один зайдет, посмотрит на меня изучающе, постоит, произнесет какую-то глупость, второй погладит по моей спине, мол, все равно признаешься, осклабится во весь рот, походит по кабинету и потом вместе уходят.

К 11 часам в кабинет следователя завели незнакомую мне женщину. Позже выяснилось, что она и есть та самая Турмаханбетова – руководитель департамента внутренней политики Жамбылской области.

Она тихо вошла в кабинет, вся собранная в комок, и присела на указанное кресло. Посмотреть в мое лицо, поздороваться со мной – ей не хватило духа.

«Ух, вот какая ты гнида! Другой тебя я и не представлял!».

На вопрос допрашиваемым, знаем ли мы друг друга и в каких отношениях находимся между собой, мы ответили: