Ильдико снимала испорченное платье, ощущая на себе взгляд каи, одновременно неодобрительный и любопытный. Она поспешно переоделась и принялась затягивать шнуровку. Вряд ли воины обратят внимание на ее внешний вид, пусть даже она одета как прачка в день стирки.

– Ничего подобного. – Ильдико провела руками по юбке, безуспешно пытаясь ее разгладить. – Если он спросит, что произошло, вы расскажете, но совершенно ни к чему волновать его из-за такого пустяка, как порванный рукав.

– Могло быть гораздо хуже, – упрямо возразила Анхусет, скрестив руки на груди.

С этим Ильдико не стала спорить. Она в самом деле легко отделалась. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда Бришен внезапно замахнулся и рассек рукав когтями, будто ножницами. Она не успела даже вскрикнуть, потому что Анхусет одним сильным движением отшвырнула ее в дальний угол палатки.

– Зачем ему знать? Он лишь начнет волноваться попусту и терзаться чувством вины. Что сделано, то сделано. Я не пострадала.

– Вам не следует что-либо от него скрывать, – не сдавалась Анхусет.

Ильдико сдула со лба прядь волос и снова опустилась на пол рядом с Бришеном, стараясь сесть так, чтобы он не смог до нее дотянуться.

– Я ничего не скрываю, просто если он узнает, ничего хорошего не будет. – Она скрестила руки на груди, точно как Анхусет. – Обещаете мне? Не говорить ничего, пока он не спросит сам?

Они молча буравили друг друга глазами. Наконец Анхусет вздохнула.

– Обещаю ничего не говорить Его Высочеству, пока он не спросит, – мрачно пообещала она. – Вы изворотливы, как придворные каи, все готовы вывернуть наизнанку, лишь бы вышло по-вашему.

Ильдико уловила в похвале завуалированное оскорбление, но не обиделась.

– Ну хоть в чем-то наши народы похожи.

Заключив нелегкую сделку, они погрузились в неловкое молчание.

Молитвы Ильдико были услышаны: Бришен пришел в себя и совершенно не помнил, как в бреду едва не ранил жену. Анхусет явно распирало от желания все ему рассказать, но она молчала и занималась делами с Мертоком.

– Ильдико, где ты витаешь?

Она моргнула, возвращаясь в реальность. Бришен махал рукой перед ее лицом.

– Прости. Задумалась. – Она улыбнулась, вспомнив его первый вопрос. – Никаких мрачных мыслей, мне просто стало любопытно. Лежа в лихорадке, ты спутал свою мать с матерью Талумея. Анхусет говорит, что твоя мама редко улыбается.

Она намеренно не спросила прямо, давая ему возможность уйти от ответа. Но он лишь откинулся в седле и расслабил плечи.

– Анхусет права. Королева редко улыбается. А если и улыбнется, жди ножа в спину.

Ильдико смотрела на мужа, раскрыв рот. Он говорил о матери таким будничным тоном, словно ее жестокость – нечто сродни одержимости оранжевыми домашними туфлями.

– Ты не шутишь?

– Вовсе нет, – тем же тоном ответил он. – Думаю, отец со дня свадьбы спит вполглаза.

Ильдико внутренне содрогнулась при мысли о скорой встрече со свекровью. Ее тетушка Фантина была волевой женщиной. Высокомерная, самодовольная и изворотливая, она правила опутанным сетью интриг Гауром железной рукой. Но Сангур не ожидал от нее нападения во сне. С королевой каи, очевидно, дело обстоит иначе.

– Что-то я теперь не горю желанием знакомиться с ней, Ваше Высочество.

Послышались приглушенные смешки солдат. Ильдико поймала лукавый взгляд Бришена.

– Как по-твоему, стоит мне надеть нагрудник на официальное представление?

– Я тебя защищу, – улыбнулся Бришен, сверкая острыми, как кинжалы, зубами. – Она ничего тебе не сделает. Она счастлива уже тем, что мне пришлось взять в жены человеческую женщину. Секмис обожает замышлять убийства, но еще больше любит смотреть на чужие страдания. – Он подъехал чуть ближе и наклонился к Ильдико. – Непременно веди себя так, будто тебя от меня тошнит, будто тебя угнетает выпавший тебе жребий, – прошептал он. – Тогда она сделает так, чтобы мы ни на секунду не разлучались.