Само слово психогеография, предложенное неграмотным кабилом^>1, чтобы назвать совокупность явлений, интересовавших некоторых из нас на протяжении лета 1953 года, оказалось не таким уж и плохим. Оно не выходит за пределы материалистического подхода к обусловливающим жизнь факторам и объективного по своей сути мышления. География, например, изучает влияние глобальных природных факторов, таких как состав почвы или климат, на экономическую формацию конкретного общества, а значит и на представления о мире, которые оно может выработать. Психогеография ставит себе целью изучение точных законов и конкретных воздействий географической среды, вне зависимости от того, были ли они организованы сознательно или нет, непосредственно влияющих на эмоции и поведение индивидуумов. Прилагательное психогеографический, несущее в себе некую приятную неоднозначность, может, таким образом, быть использовано для описания полученных в ходе подобных исследований данных, а также последствий упомянутых выше воздействий на человеческие чувства, и даже в более широком смысле – для любой ситуации и любого поведения, в которых проявляется такой же дух открытия.

Пустыня монотеистична, это можно было сказать уже давно. Будет ли тогда нелогичным, или попросту безынтересным, заявление, что район Парижа между площадью Контрэскарп и улицей Арбалет тяготеет скорее к атеизму, к забвению и к состоянию, когда привычные реакции путаются между собой?^>2

Утилитарность надлежит рассматривать в исторической перспективе. В основу плана по благоустройству города, принятого во Вторую империю^>3, легла потребность всюду иметь пустые участки: для быстрого перемещения войск и чтобы можно было стрелять из артиллерии по восставшим. Но со всех других точек зрения, кроме полицейской, Париж Османа – это город, построенный идиотом, буйный и шумный, безо всякого смысла. Главная проблема, стоящая сегодня перед урбанизмом, – это правильная организация движения стремительно растущего числа автомобилей. И почему бы не представить, что будущий урбанизм возьмёт курс на такое строительство, которое, оставаясь утилитарным, будет максимально учитывать возможности психогеографии.

В то же время нынешнее изобилие личного автотранспорта – не что иное, как результат, причём поистине удивительный, перманентной пропаганды капиталистического производства, убеждающей толпы в том, что обладание автомобилем – это именно привилегия в нашем обществе, специально для избранных его членов. (Прогресс здесь беспорядочно отрицает сам себя, зато можно насладиться спектаклем, как префект полиции голосом из анонса фильмов призывает парижан-автомобилистов пользоваться общественным транспортом.)

Раз уж мы встречаем здесь идею избранности, пусть и по столь незначительному поводу, и знаем, с каким слепым рвением огромное количество людей – вовсе и не привилегированных в реальности – бросаются на защиту своего скудного превосходства, приходится признать, что всё это происходит под влиянием идеи благополучия, принятой буржуазной средой и поддерживаемой индустрией рекламы, которая с равным успехом охватывает и эстетику Мальро, и слоганы «Кока-Колы», и потому главная наша цель – всеми средствами создавать кризис этой идеи.

Первое из таких средств – это, несомненно, систематическое провоцирующее распространение огромного количества способов превратить жизнь в сплошную увлекательную игру и постоянное обесценивание уже существующих развлечений в той мере, в которой они являются непригодными для создания более интересных обстановок. Понятно, что в таком деле главная сложность – придать этим очевидно безумным предложениям достаточное количество