Реализация положений Устава с его научной устремленностью была сопряжена со многими проблемами. Образование в условиях Устава 1869 г. предполагало активное участие в нем самих студентов: надежды возлагались на интерес к научным занятиям, творческий подход и самостоятельность. С одной стороны, общий научный пафос, выделение специальных предметов, к которым студенты того или иного отделения ставились в особое отношение, более тесное – как учебное, так и научное – общение преподавателей со студентами не только активизировали учебный процесс, но сделали его более осмысленным и целенаправленным. Повышение научного статуса и требований к магистерским диссертациям, присутствие студентов на публичных защитах магистерских и докторских диссертаций способствовали повышению интереса студентов к богословской науке, вводили студентов не только выпускного, но и всех курсов в научно-исследовательский процесс.

Характерной чертой новой духовно-академической эпохи стала большая свобода студентов, им в весьма значительной степени предо ставлялось самим, по собственному такту и разумению, «располагать собою и своими поступками»[421]. В этом была и оборотная сторона: «все располагало к неаккуратному посещению лекций», особенно общеобязательных, читаемых всему курсу в больших аудиториях[422]. Это грозило исполнением тех опасений, которые высказывали архиереи-рецензенты, и не только они: упадком целостного научного богословского образования. Были, разумеется, студенты, усматривающие пользу всего лекционного материала и посещавшие аудитории неукоснительно. Так, студент СПбДА В. В. Болотов (1875–1879) еще на студенческой скамье выявил смысл максимально полного богословского знания для будущего ученого и неукоснительно исполнял свои решения. Свое обучение в академии В. В. Болотов характеризовал так: «Это – votum человека, который сам за четыре года студенчества опустил лишь четыре лекции»[423]. Уже будучи профессором СПбДА и анализируя проблемы, связанные с постановкой богословского образования в его студенческие годы, В. В. Болотов выделял в качестве одного из главных недостатков плохую координацию усилий преподавателей и занятий студентов[424].

Как и предполагали рецензенты проекта, специализация – по крайней мере, по отделениям – была доминирующей в учебном процессе. Это не могло лишить студентов полного представления о полноценной системе богословия, так как подавляющее большинство из них были выпускниками духовных семинарий, где изучались, как и раньше, все богословские дисциплины[425]. Но разумеется, в семинариях речь не шла о научном изучении богословия, поэтому система богословия была знакома их выпускникам, но не изучена ими с научной точки зрения. Тем более не заострялось внимание на главных исследовательских проблемах в конкретных областях богословия. Поэтому, занимаясь в академиях богословием уже на ином уровне, но лишь одной из его составляющих, студенты неизбежно получали научную «однобокость», с трудом осоз навая ее связь с другими областями богословия. Исследуя в дальнейшем частный богословский вопрос, проблему, большая часть студентов не могла определить ее истинное место в научно-богословской системе и тем более использовать совокупность ее достижений и методов.

К сожалению, и с изучением специальных предметов ситуация была не столь однозначна. Даже преподаватели одного и того же специального предмета богословского отделения – догматического богословия – А. Л. Катанский в СПбДА и А. Д. Беляев в МДА констатировали разное отношение студентов к своим лекциям. А. Л. Катанский никогда не имел таких внимательных и усердных слушателей, как в период действия Устава 1869 г., А. Д. Беляев же до Рождества видел в аудиториях больше половины студентов богословского отделения, после Рождества – меньше половины, при этом записывали лекции не более двух-трех человек