– Да, я знаю: мы… э-э… пошли на это в целях сокращения численности экипажа. Зачем нам нужен лишний рот… э-э… когда его функции можно разбить… э-э… и поручить другим? Так ведь?

– Наверное. Но я должен быть в курсе всего происходящего на моей лодке, а не узнавать одним из последних. Это же может привести к утрате авторитета среди членов экипажа.

– Вы… э-э… безусловно, будете в курсе. Березин… э-э… на которого возложена эта функция, о которой мы сейчас с вами говорим… э-э… проинформирует вас в установленное время, а пока… э-э… зачем вам знать все инструкции, которые… э-э… может, никогда и не понадобятся? Зачем… э-э… я вас спрашиваю, вам… э-э… этим забивать себе голову, когда нужно сосредоточиться на главном… э-э… на выполнении поставленной задачи?

– Хорошо, тогда давайте поговорим о насущном – о поставленной задаче. Сколько времени находятся в этом подземелье члены моего экипажа? И на сколько вы предполагаете наше пребывание у берегов Персидского залива?

– Ну, что с тобой делать… э-э… опять ты задаешь вопросы.

– А как же иначе, Вячеслав Яковлевич?

– Никак. Ладно, что ж с тобой поделаешь, – неохотно согласился Шкворин. – На службе… э-э… в нашем управлении… э-э… некоторые члены вашего… э-э… Иван Алексеевич, экипажа находятся уже по нескольку лет. Именно в этом «подземелье»… э-э… как вы сказали-то, кто сколько… э-э… кто-то пять месяцев, а кто-то и около года.

– Безвыездно?

– Нет, почему… э-э… у них был отпуск, совсем недавно. За две недели… э-э… до вашего приезда на базу все вернулись из месячного отпуска. Что… э-э… так сильно опасаетесь появления во время плавания… э-э… случаев клаустрофобии?

– Да.

– Хочу вас… э-э… сразу заверить, что члены вашего экипажа специально отобраны и им эта болезнь… э-э… если так можно выразиться, не грозит.

– И все же сколько продлится поход?

– Кто его знает… э-э… может, полгода, а может, и год. Все будет зависеть… э-э… от того, как будет развиваться конфликт. Может так случиться… э-э… что через три месяца он… э-э… сам собой рассосется. Никто этого не знает. Сейчас… э-э… вы выходите в море. Когда… э-э… прибудете в район действий… э-э… свяжитесь непосредственно с нашим разведывательным штабом в Багдаде, от них… э-э… вы получите дальнейшие указания.

– Понятно. Во сколько намечен выход?

– Пятого августа, в восемнадцать ноль-ноль.

– Ясно. Разрешите быть свободным?

– Разрешаю. Не забудьте пакет с заданием, – и генерал снова вынул из кармана желтый конверт. – Да… э-э… откроете его, когда выйдете в море.

– Хорошо, – Захаров взял из его рук конверт и пошел к выходу, облегченно вздыхая. «Наконец-то закончился этот тянучий разговор, и теперь можно заняться непосредственно своим делом», – подумал про себя Захаров. А Шкворин снова отвернулся к окну, закурив сигарету.

Запись датирована 5 августа 1990 года

В назначенный день выхода «Морского льва» в море Захаров уже с самого утра был на его борту. Две стрелы погрузочного крана, вмонтированные в передвигающуюся платформу на пирсе, грузили недостающий боезапас ракет и торпед. Шкворин вопреки ожиданиям Канарейкина не стал покидать базу, решив самолично отправить «Морского льва» в поход, чем доставил ему огромное количество хлопот. Где бы ни появился Шкворин, везде его сопровождал Канарейкин, который, кажется, даже забыл про все свои обязанности, став в эти дни личным адъютантом генерала.

Пройдя по палубе «Морского льва» и узнав о ходе проведения подготовки к походу, попутно выслушав доклад Заленского о технических нуждах ракетного отсека, Захаров спустился на центральный пост, где увидел Карташова в окружении офицеров, прибывших с генералом.