Здесь может возникнуть возражение, что психология, которая может оставаться в отрыве от логики математического естествознания, должна занять место этой связи между логикой и гуманитарными науками, включая искусство. Можно подумать, что она полезна и достаточна для логики гуманитарных наук. И подобно тому, как мы наполнили психологию новым содержанием, можно было бы, оставив в стороне математическое естествознание, считать обоснование этого отношения вполне обоснованным и признанным. Но при этом, совершенно отстранившись от математического естествознания, можно было бы упустить главное.

Когда мы рассматриваем здесь применение логики к гуманитарным наукам, то ни в коем случае не считаем, что логика должна создавать по содержанию те определения и правила, которые там могут преобладать; но только методически она должна подготовить и подготовить расположение тех оснований, которые будут востребованы. Только эта методическая предрасположенность предполагается по отношению к логике. Если, с другой стороны, психология ставится перед гуманитарными науками в качестве ведущей дисциплины, то смысл заключается в том, что психология должна также объяснять и представлять в содержании данные нормы морали. Таким образом, независимость этики и эстетики теряется для психологии. А следствием этого будет то, что понятие закона в этике и полностью в эстетике станет ничтожным и напрасным. Ведь насколько психология способна вырабатывать законы мышления, настолько же мало она может гарантировать законы для морали и искусства.

Теперь мы ясно видим, в каком чисто методологическом смысле здесь требуется применение логики к гуманитарным наукам. До гуманитарных наук, однако, есть естественное требование со стороны естествознания. Одновременно с математическим естествознанием в Древней Греции возникло описательное естествознание, и Аристотель, упустивший методологию математики, разработал биологию. В этой области предпочтение отдается своеобразию мышления, предпочтение, можно сказать, перерастающее в самоценность. Мы только что упомянули о выражении, которым, особенно в математическом естествознании, обозначаются детерминации и закономерности, о выражении законов, которое, однако, является общеупотребительным. Мы опирались в своих рассуждениях, которые с самого начала были направлены на проблему закона, на термин познания, избегая этого выражения. Однако мы увидели, как познание развивается через этот термин.

Это понятие, которым предпочтительно оперирует естественная наука об организмах и за которое она цепляется в видах. Понятие отличается от закона. Но закон обязательно имеет понятие как свою предпосылку. И так, в понятии описательное естествознание настолько же связано с математическим естествознанием, насколько оно разведено. Связь в понятии, насколько она допустима, в то же время устанавливает связь мысли в обеих областях. И поэтому распространение логики на область описательного естествознания пока оправдано. В любом случае методы этой области ни в коем случае не остаются в оппозиции к математическому естествознанию, но рассматривают его как свой идеал, к которому они стремятся и к которому они приспосабливают свои методы.

С гуманитарными науками ситуация иная. Здесь связи не такие тесные, как там. И именно видимость близости соблазнительна и опасна. И питает эту иллюзию суеверие умозрения, проходящего через тысячелетия. Тождество природы и духа, материи и сознания – это вожделенная идея, в которой встречаются спиритуализм и материализм. И снова и снова это не остается надеждой на будущее, но на почве исследований пытаются снять заклятие, которое изгоняет обе сферы. Ввиду этой опасности, которая вновь нависла над нами, необходима осторожность и осмотрительность в размышлениях о том, как и в какой степени логика должна быть допущена к духовной науке. Но не может быть никаких сомнений в том, что эти отношения должны быть востребованы, что должны быть определены их характер, направление и мера.