Стану. Немытое тело пахнет не розами, и я ничем не отличаюсь от других. Меня замутило.
— Какую цацу к нам привели. — Женщина в платье в цветочек сползла к краю нар, разглядывая меня. Остальные тоже зашевелились, задвигались, рассаживаясь и занимая все свободное место. Не знаю, чего они ждали — то ли что я начну упрашивать, то ли что сяду на пол. Я отошла от двери на шаг, замерла, прижимая к груди сумку со своими вещами. Надо было подумать, что-то сказать, попробовать найти с этими женщинами общий язык — кто знает, сколько я тут пробуду — но ни одной мысли не было в голове, их вытеснило отчаяние.
У меня нет родных, чтобы похлопотать. Только однокурсники, Оливия и Родерик. Станут ли они напрягаться, или покачают головой и забудут о моем существовании?
— Да еще и в штанах, — поддакнула «цветочку» ее соседка. — Что-то я среди наших такую не помню.
— Не похожа она на уличную, и что в облаву попала, не похоже. Поди из дорогого борделя, — фыркнула третья. — За что тебя, клиента обчистила?
— Ни за что, — огрызнулась я.
Женщины заржали.
— Ну да, все мы тут ни за что. — Отсмеявшись, сказала та, что в цветочек. Склонила набок голову, разглядывая меня. — Ишь, чистенькая. Думает, она тут лучше нас. Слышите, девчонки, эта невинная овечка считает, что она лучше нас!
Снова смех. Я стиснула зубы. Молчать. Не нарываться. Да, у меня есть магия, и я раскидаю жриц любви за пару мгновений, но что дальше? Невозможно быть все время начеку, невозможно никогда не есть и не спать, рано или поздно меня достанут, и никакая магия не спасет.
— И одежка хорошая. — Вторая, зайдя сбоку, бесцеремонно пощупала полу моего кителя. — Поди и в сумке что хорошее есть.
Я отступила, уперлась лопатками в дверь, что есть силы сжимая сумку.
— Дай сюда по-хорошему, — велела «цветочек». — Ты себе еще купишь.
Я покачала головой.
— Лучше не лезь.
— Не нарывайся, детка. Нас много, ты одна.
Да, их много, а я одна. Но мои вещи уже перетряхнули грязными руками. Хватит.
— Лучше не лезь, — повторила я. Надежда решить дело миром таяла, но я должна была попытаться. — Там нет ничего ценного.
— Может, для знатнючьей подстилки и нет ничего ценного, а мы — девушки неприхотливые, нам все сгодится, — подошла ко мне ближе третья. Резким рывком вцепилась в сумку, дернула. Затрещала ткань.
Единственная моя память о матери.
Я выпустила свою вещь и безо всякой магии двинула в нос «цветочку», что стояла ближе всех. Она отшатнулась, вскрикнув. Не дожидаясь, пока опомнится она и остальные, я ударила в живот ту, что отобрала у меня сумку, выхватила ее из ослабевших пальцев, закинув лямку себе на плечо. Третья сама шарахнулась от меня, и я не стала ее бить, но с нар соскочили еще трое, да и «цветочек», опомнившись, размахнулась.
Я выставила щит. Вязкий, самый простой. Кулак «цветочка» влетел в него и застрял, не коснувшись меня. Она дернулась раз, другой и заверещала. Ее вопль подхватили остальные. Перекричать их не стоило и стараться, и я выпустила магию.
«Цветочек» потеряла равновесие, плюхнулась на пол. Зря я надеялась, что освободившись, она заткнется — вопли стали еще громче. В следующий миг я поняла, что она смотрит не на меня, а за мою спину, но прежде, чем успела развернуться, меня ударило по затылку.
Искры посыпались из глаз, за первым ударом последовал второй — поперек лопаток — и еще один, по плечу. Я развернулась, вскинула руки, закрываясь, но от очередного удара дубинкой рука повисла плетью, а следующий — в висок — просто свалил меня на пол.
Меня подхватили, куда-то поволокли. В голове звенело, перед глазами плыло, и никак не получалось встать на ноги — впрочем, способна ли я идти, не интересовало никого, кроме меня. Снова проскрежетала дверь, меня втолкнули в какую-то темную каморку. Силуэт стражника заслонил свет.