По кофейне они прошли быстро, но без подозрительной спешки, сели в уже стоявшую у крыльца карету, и она понеслась по улицам намного стремительнее, чем коляска, доставившая Миэль в судьбоносную кофейню.

Девушка сидела, свободно откинувшись на мягкую спинку и молча размышляла о том, как воспримет эту новость Зарита. Об оставленных вещах она почти не жалела. Из дорогих ее сердцу ценностей там были лишь портреты родителей, книги и памятные безделушки. Кроме того Миэль не сомневалась, что Зарита никогда не выбросит их и не продаст мусорщику. Куда-нибудь утащит или увезет, возможно, той самой тетушке.

– О чем ты думаешь? – внезапно спросил дон Азхарт.

– Что зря не оставила Рушеру свой кошель, – стараясь говорить спокойно, ответила Миэль. – У него может не хватить денег заплатить за пирожные.

– А о том, чем будешь расплачиваться ты сама, тебя совсем не волнует?

– Разумеется, волнует, – откровенно призналась Миэль, начиная понимать, что ей предстоит далеко не безмятежная поездка, – Ведь в моем кошеле лишь несколько монет, и вы не можете этого не знать. И поскольку я отправилась в столицу всецело по вашей милости, то разумеется надеялась, что вы ссудите мне некоторую сумму до того момента, как я получу первое жалованье.

– А если я откажу?

– Значит мне не суждено побывать в столице, – стараясь не поддаваться закипавшей в душе обиде, так же невозмутимо отозвалась юная донья.

– И ты так просто сдашься? Даже не попытавшись меня убедить, уговорить, упросить, наконец?

– Просить можно лишь в том случае, когда знаешь точно, ради чего или кого это делаешь, а я пока представления не имею, насколько значимым окажется для меня место, куда вы меня позвали. А убедить или уговорить вас несомненно не сумеет и армия таких наивных провинциалок как я.

– Это прискорбно… что ты настолько не уверена в собственных силах, – помолчав, высказал Азхарт и глянув в окно, деловито известил, – подъезжаем. Не отставай, билеты у меня.

И не собиралась, – выскакивая следом за ним из кареты, ехидно фыркнула про себя Миэль, точно знавшая, что ее денег хватит лишь на извозчика до дома, но никак не на билет в вагон гномьей дороги.

Вблизи вагоны оказались намного меньше, чем казались, когда Миэль разглядывала их на картинках, и не столь нарядны. К каждой дверке, украшенной медным номером, вела маленькая лесенка и Азхарт, остановившись возле пятой дверцы, сначала подсадил сиротку, затем легко вскочил сам.

– Твое купе – сдвинув очередную узкую дверку, – сообщил девушке Ридзони, и двинулся дальше.

Эмиэль проводила его взглядом, шагнула в крохотную, меньше чуланчика комнатку, где поместилось лишь два коротеньких диванчика и узкий столик у слегка округлого оконца. На одном из диванчиков сидела немолодая донна в сером дорожном костюме и Миэль остановилась, не зная, что делать дальше.

– Садись, – указала на свободный диван женщина, – сейчас тронемся. Вы пришли как раз вовремя.

– Благодарю, – ответила девушка и присела на краешек, пытаясь припомнить все, что ей было известно о гномьих вагонах.

Но в памяти всплыла лишь поразившая ее когда-то фраза о том, что, продавая вагоны, коротышки ни в какую не пожелали продавать свои подземные дороги и потому до сих пор сами водят по ним почти игрушечные вагончики. Разумеется, получая от этой работы приличную прибыль.

Пол под ногами дрогнул и люди, сновавшие за оконцем, вдруг поплыли в одну сторону, понемногу пропадая из виду.

– Устраивайся поудобнее, – предложила настойчивая донна, – нам ехать всю ночь. Как поужинаем, опустим столик и раздвинем диваны, получится общая кровать. К сожалению, узковатая, но мы же не толстушки?