– Не можете?! Вы не можете послать туда войска?! Или не хотите? Я помню, когда в шестьдесят шестом в Алжире вы…

Одетый в штатское немолодой офицер с волевым лицом и цепким взглядом резко перебил Праслоффа.

– Это было в далеком шестьдесят шестом! И нет нужды об этом вспоминать сейчас, мсье Праслофф! Я знаю все о ваших заслугах перед Францией, но… у наших возможностей есть границы. Одним словом, на данный момент послать туда войска Французская Республика не может. Это дорого и неразумно. Рисковать жизнями десятков наших солдат и офицеров из-за двух, простите, самонадеянных юнцов, отправившихся в эту чертову Сирию, несмотря на все наши предостережения…

Хозяин кабинета предпочел не договаривать фразу до конца.

Несколько секунд старик пристально смотрел в глаза офицера, но тот уверенно, не моргнув, выдержал этот взгляд. Вдруг внутри у Праслоффа как будто лопнула какая-то струна. И все сразу сломалось! Он как-то прямо на глазах еще больше постарел. Олег Валентинович резко обмяк, и голова его бессильно опустилась на грудь.

Начальник спецслужб Бариньи подбежал к стоявшему в углу кабинета кулеру с водой и наполнил стакан.

Праслофф, с трудом удерживая его непослушными пальцами, сделал несколько глотков.

– Вам плохо?! Я сейчас же вызову врача! – бросился к телефону офицер.

– Нет, не надо врача! Мне уже лучше.

Старик немного помедлил, как бы подбирая нужные слова, затем обратился к своему собеседнику:

– Поймите меня правильно, полковник… Я должен что-то сделать… и я сделаю. Чего бы мне это ни стоило, как в моральном, так и в материальном отношении, – Праслофф на секунду замолчал, подбирая правильные слова. – Тогда, семьдесят лет назад, в Сопротивлении, мой отец отдавал не легко дающиеся ему приказы, ибо довольно часто отправлял людей на смерть. Эти парни шли освобождать пленных, штурмовали концлагеря и пересыльные пункты, пускали под откос составы… Все эти люди никогда не давали присягу и шли умирать, не зная даже ради кого. Ради Франции, наверное! Тогда отец раздавал их семьям деньги, и когда они шли в бой, то знали, что, если даже с ними что-нибудь случится, их семьи не умрут от голода. – Праслофф сделал паузу.

Олег Валентинович протянул стаканчик с водой обратно Бариньи. Полковник, взяв его, вытянулся и посмотрел прямо в глаза старику, поняв, куда он клонит.

– Может, сегодня деньги тоже могут что-то решить? – с надеждой спросил Праслофф.

Полковник ничего не ответил. Он подошел к окну, достал из кармана пачку сигарет, достал из нее одну и сунул в рот. Немного постояв, офицер вернул сигарету на место и быстро вернулся к посетителю. Бариньи наклонился, и глаза его были на уровне лица старика.

– Поверьте, все мы сочувствуем вашему горю, правда. Но мы даже не знаем, живы ваши внуки или нет! К тому же правительство никак не может принять от вас эти деньги. Это обязательно станет известно прессе! И как тогда прикажете объяснить другим гражданам, у которых нет возможности заплатить, что их родных спасать не будут?! Поймите, мы действительно ничего не можем для вас сделать.

С поразительной для больного человека прытью Праслофф вскочил и отбросил тяжелый стул. Видно было, что эта нагрузка отняла у него много сил. Он с трудом, опираясь на трость, прошел к выходу. У самой двери старик обернулся.

– Что ж, тогда, если Франция не может мне предложить свою помощь, то я сам найду способ их спасти! Не важно, как и где, но я найду людей, которые захотят и смогут мне помочь. Можете в этом не сомневаться.

Он уже выходил из кабинета, когда в спину ему донеслись слова полковника:

– Не стоит предпринимать опрометчивых шагов, мсье Праслофф. Это может быть чревато осложнением дипломатических и союзнических отношений с нашими…