– Я что приехал-то, дорогой ты наш: есть шоколадное предложение к тебе – требуется создать и оседлать некоторое специфическое движение…

– Сразу – нет. Можешь не продолжать. А то скажешь лишнего и придётся…

– Что придётся?

– Движение придется возглавлять. Так устроит? Проехали. Не мое это всё.

– Да ты не торопись…

– Не хочу. Я уже… перебесился.

– Да неужели?

– Эге. Зря не веришь. Вообще теперь так считаю – жажда власти и прочего вокруг нее, это патология. Власть нормальному человеку должна быть в тягость.

– Ну, так и взвали на себя, а, Бонда? Те ж не слабо? А то бежишь впереди паровоза, перебиваешь, ты просто послушай за условия. Они там сладкие.

– Я сладкое не ем, ты же знаешь. И тяжестей натаскался – надоело… разгружаться. Не хочу даже слушать, вникать…

– Дай мне пять минут…

– Ты не понимаешь, да? Шоколадное предложение! Знаю за такие: сами на Баунти, а меня здесь в шоколадный глаз? Классная комбинация! Смешно тебе? Не-не-не! Не та у меня ориентация. И я ж тебе не пацан. Мне не тридцать лет – подрываться и бежать!

– Бонда, а я смотрю, ты меня не услышал? «Подрываться и бежать», ха! Ты, что за новостями не следишь? Скоро все побегут. И подорвутся! Тебе что, коллектив не нужен? Поддержка? В такое-то время? Ты же не побежишь… И я не собираюсь.

– А откуда ты знаешь?

– Я знаю, поверь мне. И я знаю, что скоро будет.

– Не сомневаюсь. Довыёживались! И что, ужель настолько все грустно?

– Да… Хлебнем по-полной.

– И с кадрами, выходит, траблы? У вас же есть тут вроде… лидэр? Старательный. Аж машину себе сжег!

– Ты про… а понял. Отслеживаешь всё-таки, значит? Этот чёрт не рассматривается даже близко. Есть там другой пациент, как бы симпатизант, но… По моему, и не только моему, мнению, он тот ещё, козлевич… Ты нам нужен!

– Аргументируй. Пока ты меня никак не убедил.

Краем глаза Бонда уловил какое-то движение сзади слева. Тут же послышался неестественный мощный всплеск. Бонда, не сходя с места, инстинктивно отшатнулся в сторону, присел и медленно развернулся на звук.

В паре десятков метров от него из речушки, опираясь на высокую рогульку, поднимался человек.

Бонда поплотнее переместился за кусты и замер. В лунных отблесках различался только силуэт. Бонда отметил отсутствие каких-либо вещей. Скорее всего, не беженец. И не мародёр. Даже рюкзака не видно. Тщедушный профиль, хромает, за палку держится двумя руками. Русло переходит перпендикулярно, по наименьшей траектории. Двигается по направлению к нему.

В двух шагах от берега человека качнуло, он взмахнул рогатиной и снова упал в воду. Через некоторое время, на полусогнутых, подволакивая левую ногу, он выкарабкался на сушу, растянулся на траве и замер.

Бонда выждал около получаса прежде, чем осмелился приблизиться поближе. Начинало светать, нужно было срочно искать укрытие, но уйти, от греха подальше, почему-то не хотелось. За всё прошедшее время больше здесь никого не прошло. Проснулись птицы.

Некоторое время Бонда разглядывал тело с косогора и размышлял. Человек был небольшого роста, видимо подросток. Одна рука, неестественно поджатая рухнувшим телом, белела маленькой ладошкой. Мокрый комбез, камуфлированный древним берёзовым рисунком, высокие текстильные ботинки на шнуровке, большой, но тонкий нож-мачете в кожаных ножнах на поясе. Больше оружия не видно, но, возможно, есть на теле. Голова запрокинута так, что лица не видно. Затылок и шея закрыты защитным шарфом-трубой.

Бонда подобрал небольшой камень и кинул в скрюченную спину. Реакции – ноль. Второй камешек прилетел в голову, но со странным звуком отскочил в сторону. Бонда осторожно приблизился к человеку и пошевелил его ногой.