Голос его крепчал и, с каждым словом, звучал все угрожающе: «Ты к чему клонишь?!! Мы за мир и лапки кверху?»

– А вот не надо передергивать, – взвился Бонда, – я теми же словами тебе говорю: я предлагаю эффективное ведение боевых действий, а именно адресное уничтожение иностранной военной силы любыми результативными способами. Хоть мышьяком в коффэ. И активную информационную поддержку. Вплоть до хитрой работы с пленными. Война, блядь, до победного конца вам нужна? Конца, на котором мы тут уже давно крутимся? И с которого хотелось бы, наконец-таки, слезть. Не «на конец», а «наконец». Слитно пишется, а то масло масляное, нехуй ржать, бандерлоги! Все, политинформация закончена. Людям отдыхать надо.

Ходырев сложил бумаги в портфель, внимательно осмотрел всех присутствующих, смачно плюнул на пол и вышел. Наглер встретился взглядом с Чеченом, тот покачал головой и прокашлялся.

– Вот и вышел гражданин, достающий из штанин, – сказал Чапа. – Надо Ходыреву ружжо подарить, заместо его пукалки, и отправить за речку. Пусть воюет.

– Я б за такую пукалку две своих отдал не глядя, – заметил Наглер, – таких уже лет пятьдесят не делают. Я одно не понял, глава наш с какого момента нарисовался?

– Я вообще в ту сторону не смотрел, – пожал плечами Чапа, – честно говоря, продремал половину. Но тут галдели так, что и внизу слышно.

Бонда догнал Ходырева в коридоре. Взял сзади за рукав и прошипел, уткнувшись в ухо:

– Ну что, прапор? Всё записал? А ты не думал, что здесь как бы… передовая? И люди гибнут. Ты сам, что, горец? Или Кащей? Так у нас тоже есть специалисты… по иголкам в яйцах. Не задумывался? Не провоцируй! У тебя своя война, а у нас своя. Таких как ты, в городе три батальона, меряйтесь там языками, а здесь я мозги засирать не позволю… Выбей нам то, что уже который месяц просим… по вооружению и по людям. По людям, а не по алкашне, которую ты сюда подгоняешь. По спецам. А замотивировать я их и сам постараюсь.

Все серьёзные жулики и бандиты являлись чьими-то агентами, и было… как-то «нецелесообразно» их «закрывать».

То есть, периодически давая расклады наверх, можно относительно спокойно заниматься любой противоправной деятельностью. Индульгенция. Причем сливать только то, что нужно конкретному индивидууму для его персональной хозяйственной деятельности. Заезжих конкурентов, например, или вышестоящего подельника.

Да и сами органы обандичивались. Оправдывались профессиональной деформацией. Мол, кого мы по работе чаще видим, не нормальных же людей?

Что ж тогда говорить о сотрудниках под прикрытием и агентах?

Ну, представь, что Штирлиц в свободное время ездил по концлагерям и отстреливал советских военнопленных. В составе группы камараден. Он же фашист, не должен выделяться! А советское командование ему это позволяло, так как он суперразведчик, добывал секретные сведения и плёл интриги, позволяющие в оконцове сберечь многие тысячи жизней.

Тысячи спасенных явно больше, чем десяток давно списанных со счета доходяг. Которых, по идее, еще следует тщательнейшим образом проверять и проверять. Чистая математика! Неравноценный размен. Пешек за ферзей.

Впрочем… Я думаю, что у ваших коллег наверняка существовали такие суперсекретные инструкции… по вынужденной целесообразности. Типа, сам не лезь, но если весь коллектив поехал бесчинствовать, то от коллектива не отрывайся, не внушай подозрений.

А ты не усмехайся, ты ж не можешь знать всего… всех оттенков прекрасного… А я имел несчастье наблюдать. И не похоже всё это было на самодеятельность.

Только когда ты – жертва, то тебе фиолетово, кто отрывает твою голову: местный садист или внедрённый наш агент! Даже если он по этому поводу станет потом рефлексировать.