– Чала, помоги мне.

Девушка в эту же секунду оказалась возле меня и осторожно, стараясь не задеть моих пальцев своими, забрала цэхинь. Не дожидаясь её просьбы, я расставила руки в стороны, чтобы Чале было проще меня одевать. Мягкая ткань, похожая на шёлк, только более плотная, нежно скользнула по моим рукам. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь пением птиц за окном да шелестом ткани, девушка проворно справилась сначала со шнуровкой на спине, а затем и с крючками. Бросив беглый взгляд в небольшое прямоугольное зеркало, стоящее на прикроватной тумбочке, я удовлетворённо хмыкнула: вид был вполне приличный.

– Чала, я благодарю тебя, – повернувшись к девушке, проговорила я.

Глаза служанки тут же стали огромными, как блюдца.

– Сиреневая госпожа, что вы такое говорите, – испуганным шёпотом отозвалась она. – Вы не должны меня благодарить!

Я недовольно поджала губы. Мне хотелось сказать, что хорошо выполненная работа заслуживает благодарности, и, несмотря на то, что словарный запас уже позволял мне это сделать, я промолчала, будучи не уверенной в том, что смогу произнести столь длинную фразу без ошибок.

Не допустив Чалу до своих волос, тяжёлой тёмной гривой спадающих мне на спину, я отправила служанку за завтраком, а сама опустилась на стул перед зеркалом и принялась сосредоточенно водить деревянным гребнем с редкими зубцами по волосам. Лицо, смотрящее на меня из зеркала, мне совершенно не нравилось. Бледная, практически прозрачная кожа, сквозь которую на шее и висках отчётливо проступали синие вены; чересчур пухлые, кукольные губы и глубоко посаженные глаза странного цвета – не то серые, не то бледно-жёлтые. Одно радовало – волосы были просто загляденье: густые, длинные, иссиня-чёрного цвета. В прошлой жизни о такой шевелюре со своими тонкими тремя волосинками на всю голову, которые ещё и постоянно секлись, я могла только мечтать.

– Тебе стоит заняться волосами, – заметил Чатьен Васт, бесшумно входя в комнату. Если бы я не видела его отражение в зеркале, наверняка бы испугалась. – Нельзя ходить так.

Я недовольно скривилась. Ещё чуть-чуть, и я буду реагировать на это его «нельзя», как бык на красную тряпку тореадора.

– Хорошо, – покладисто отозвалась я, решив не устраивать подростковые бунты на пустом месте. – Я попрошу Чалу.

В этот момент девушка как раз вошла в комнату с подносом в руках.

– Завтрак, Сиреневая госпожа, – поставив поднос на стол возле окна, сказала она, вновь почтительно склонив голову.

– Шиануся, – поправила я, посчитав, что это имя звучит намного лучше, чем Сиреневая госпожа. – Называй меня так.

Судя по испуганному выражению лица девушки и тому, как мгновенно посерело лицо моего надзирателя, я сказала что-то не то.

– Сиреневая госпожа, – голос Чалы дрожал. Казалось, ещё чуть-чуть, и она вновь разрыдается. – Я не могу… так нельзя…

Я почувствовала, как внутри медленно начинает закипать раздражение.

– Я – Сиреневая госпожа поместья Лундун, – пафосно проговорила я, чеканя каждое слово. – Ты – моя служанка. Я решаю, что можно, а что нельзя.

– Да, Шиануся, – Чала отвесила мне низкий поклон.

– Выйди, – распорядилась я, поднимаясь со стула и направляясь к столу.

– Это было опрометчиво, – оставшись со мной наедине, заметил лекарь отстранённо.

– Ты сказал, что правил для общения со слугами нет, – напомнила я. Чатьен Васт в очередной – должно быть уже тысячный – раз исправил образование придаточной части. Я только зло закусила нижнюю губу: ну, я ведь помнила об этом ещё вчера! Специально заострила внимание именно на этой грамматической конструкции, и всё равно ошиблась ровно в том же месте.