Чунчжа кивнула. Ее внезапные опасения исчезли, сменившись волнением, связанным с самостоятельным выходом за пределы деревни.

– Не забудь передать жене старшего сына мои поклоны, а также извинения. – Мама закусила губу. – Будь начеку. Если увидишь что-нибудь подозрительное, сойди с дороги и постарайся, чтобы тебя не заметили.

– Что значит – подозрительное, омман? – спросила Чунчжа, пытаясь подтянуть носок, но объемистый короб за плечами мешал ей.

Мама притворилась, будто поправляет веревки, которыми был перетянут короб. Буквально на днях националистские солдаты [3] совершили нечто невообразимое, войдя в пультхок, пока ныряльщицы грелись у костра. Ухмыляющиеся мужчины находились внутри, пока сгорбленная старуха не прогнала их палкой, бормоча что-то себе под нос. Если бы мужчины поняли, чтó она говорит, им стало бы не до смеха, ведь она прокляла их на древнем языке, которого жители материка не знали. Женщина развязала и снова завязала узел. Она и помыслить не могла, что вспомнит добрым словом японских негодяев [4]. Те никогда не запятнали бы себя вторжением в скромное женское пристанище.

– Просто внимательно наблюдай за всем, что тебя окружает. Не отвлекайся. Ты же не хочешь случайно наткнуться на горе на змею или кабана.

Мама направила Чунчжу в сторону большой дороги. Ее прощальное напутствие служило одновременно памяткой и талисманом, призванным избавить дочь от забывчивости и бед:

– Пусть ноша покажется тебе легкой, пусть твои шаги будут уверенными. Ты поднимешься по горной тропе, миновав два пансатхапа. Когда доберешься до тольхарыбана, польешь содержимое короба, памятуя о том, что ты почти на месте. Поторапливайся. Тебя встретит кто-нибудь из семьи свиновода. Ты останешься на ночь, а завтра вернешься домой с откормленным поросенком.

Когда Чунчжа закрыла деревянные ворота на главном въезде в деревню, на западе небосклона еще мерцали ночные звезды. Она прислонилась к стене, чтобы вытащить застрявший в подошве сандалии камешек. Ноги у нее уже подкашивались. Короб оттягивал плечи, и девушке пришлось напомнить себе, что она хэнё – женщина, которая сильнее большинства мужчин.

Тропинка, соединявшая деревню с шоссе, по мере приближения к асфальтированной дороге постепенно расширялась. Чунчжа замедлила шаг, надеясь, что вскоре мимо проедет какой-нибудь отзывчивый фермер на повозке. Шагать в соломенной обуви по земле было не так уж трудно, но на твердой поверхности ноги ощущали каждую трещинку и бугорок.

Почувствовав дискомфорт, Чунчжа вспомнила, что надо топнуть ногой и плюнуть на асфальт, как всегда делала бабушка, оказываясь на дороге, построенной японцами. Бабушка рассказывала, что в ее детстве на Чеджудо все ходили пешком или ездили на лошадях по грунтовым олле. «Дорога с одного конца острова на другой занимала несколько дней, но это было чудесное путешествие, которое мы совершали по особым случаям. Мы запасались едой и навещали друзей и родственников, живших в деревнях по пути. У каждой олле имелся свой дух-хранитель – особое дерево, камень или ручей, которому мы молились или оставляли рядом с ним небольшие подарки, например цветы или орехи. Когда явились япошки, они разровняли бульдозерами и заасфальтировали большинство древних пешеходных троп, проложенных нашими предками тысячу лет назад. Современные дороги лучше, говорили япошки. Всем будет проще путешествовать. Ха! Хорошие дороги и всякие сооружения, которые они использовали, лишь облегчили этим кровопийцам возможность грабить нас».