Азрикаму шестнадцать лет, и он мал ростом, лицо веснушчатое и в рытвинах, и голова с волосами соломенного цвета неуклюже возвышается над широкими плечами. Тонка и стройна, как пальма, шестнадцатилетняя Тамар. Совершенна красота ее и благороден нрав. Всякий, кто видит ее – не в силах глаз оторвать. Иядидья и Тирца, любуются на свое чадо, и сердца родителей ликуют.

Излишни слова – решительно и во всем противоположны Азрикам и Тамар, и ничто в мире их не роднит. Лишь в голове Иядидьи нерушима эта связь, как нерушим союз его с Иорамом. А скольким достойным отцам, озабоченным женитьбой сыновей, он отказал! Тот, у кого на уме и на языке одни лишь белые кони в яблоках, тот и во сне видит белых коней в яблоках.

Зимри и Азрикам

Письмо Хананеля хранилось в комоде у Тирцы. Как-то раз, Тамар, уже девица, наряжалась в материнских покоях, и увидала письмо и прочла его. И чудный дедов сон вскружил голову Тамар. Все стоит у нее перед глазами статная фигура с мечом и в шлеме. И вот уж не деду, а внучке снится, что она – невеста прекрасного всадника. И сколь любила она того юношу в своих снах, столь отвращал ее Азрикам наяву. Увидит его – и содрогнется.

Азрикам – не слеп. Вот призвал он к себе Зимри.

– Это по твоей вине, любезный, избегает меня Тамар, и враждою полны глаза ее. Все снится ей черноволосый красавец, который и на свет не родился, небыль пустая. Письмо, тобой привезенное, – яд, деготь, что чернит мой лик в голове девицы. А теперь потрудись-ка расположить ко мне Тамар. И сделай это незаметно, тонко, с умом. Я щедро тебя награжу, все получишь, – сказал Азрикам.

– А я знаю, что Тамар тебе дороже всех богатств мира, и знаю также, что не завоюешь ты ее любовь ни за какие сокровища. Здесь лукавство требуется, мой юный господин! Но я не пущу в ход свою хитрость и уловки, на которые горазд, покуда не уверюсь всей душой, что ждет меня достойная награда. А пока дай мне три дня на размышление: дело не простое, – ответил Зимри.

Миновали три дня.

– Что надумал? – вопрошает Азрикам.

– Прежде всего – совет: доверься мне целиком. Если принимаешь это, то перед нами два дела. Первое – придумать, как заставить девицу забыть зловредный сон. Второе – умудриться обратить тебя из отвратного в глазах Тамар в желанного ее сердцу. Причитается с тебя триста серебряных монет. Я отдам их верному человеку, и тот поступит по моей указке. Не сомневайся – добьемся своего! – ответил Зимри.

– Я с деньгами расстаюсь нелегко, но если вернешь мне Тамар, вдесятеро из моей руки возьмешь, – посулил Азрикам.

На дальней окраине Иудее нашелся верный человек. Дал ему Зимри печать от письма Хананеля, научил, что сказать Иядидье и науку подкрепил серебром, полученным от Азрикама. Так из корыстолюбия вырастает лжесвидетельство.

Выученик Зимри явился к Иядидье и говорит: “Слушай меня, господин. Я – земляк твой, житель Иудеи. Случилось мне быть в краю, где бедствуют изгнанники из Шомрона. Там говорил я с Хананелем, твоим тестем. Бедный старик лежал на смертном одре. Едва ворочая языком, он сказал мне: “Вот тебе моя печать. Если Богу угодно будет вернуть тебя в славный Сион, отдай сию печать зятю моему Иядидье и передай на словах, что сокровища свои я схоронил в надежном месте. Прежде, чем я назову тебе это место, поклянись, что не откроешь тайну никому, кроме Иядидьи”. И только я приготовился произнести слова клятвы, как изменил язык умирающему, и покинули его последние силы, и путы смерти связали его душу, и навеки умолк старик. И вот, с Божьей помощью, я вернулся на родину и вручаю тебе печать Хананеля”.