– Мы неизменно были бы твоими друзьями. В любой своей ипостаси. А сожаление – бесполезное чувство. Всё происходит так, как происходит. Притчу же эту мы поведали тебе в назидание. Нельзя быть излишне доверчивым. Всё всегда испытывай собственной душой и своим умом.
– Но ведь… не доверяя людям… – задумчиво пробормотал Мальчик, – очень страшно жить! – Он поднял на них ясные глаза. – И не всегда бывает понятно, хорошие они или нет, добрые или злые.
– Людей, как и явлений, не бывает абсолютно хороших, или абсолютно плохих, – поучительно ответили Скалы. – Они такие, а не другие. Такие, какие есть. Помни это всегда. И вовсе необязательно, добрые люди должны быть хорошими, а злые – плохими. Всё зависит от твёрдости духа. Добрые люди могут быть слабыми – куда ветер подует, туда они и клонятся. И наоборот, люди, поначалу кажущиеся недобрыми, могут оказаться сильными – иметь твёрдый внутренний стержень. А уж он не позволит им совершать нехорошие проступки. – И Скалы ласково добавили: – Бояться же наперёд того, что ещё не случилось и вовсе не разумно. Не стоит тревожиться заранее. Пока нет печали, и печалиться нечего. Бороться с горем-бедой нужно тогда, когда они придут к тебе.
Сидя на тёплом песке, обхватив коленки руками, Мальчик долго молчал, размышляя об услышанном. А друзья не мешали – ценили его созерцательный ум, в особенности это его качество – способность думать и анализировать заданные ими сложные сложности и трудные трудности.
В такие моменты окружение его было безмолвно. Лишь высоконравные Море и Скалы тихонько перешёптывались между собой, да шикали на Прибой, который убеждённо заявлял, что любые оценки – вещь сугубо субъективная. Правда, услышав тяжёлый многозначительный вздох, в дальнейший спор о тонкостях суждений на тему «хорошо-плохо» вдаваться не решался, а бормоча что-то непонятное про «великих мыслителей», принимался привычно подтачивать песчаный берег.
Умозаключения Мальчика всегда получались неожиданные, такими, какими им и положено быть в детстве: весёлыми или печальными, отчаянными или взвешенными, но всегда живыми-живыми, безукоризненно искренними и свято доверчивыми, порой сильно озадачивающими его учителей. Вот и на этот раз решение, пришедшее ему на ум, было простое и гениальное: чем меньше думать, а уж тем более говорить о бедах, о плохих людях и прочих неприятностях, тем оно лучше…
Шло время. Великая модница Море успело поменять немало разных платьев. Иногда оно было василькового цвета, иногда фиолетового. Какие-то имели оттенки лазури, какие-то – индиго. Особенно красиво было бирюзовое платье с отделкой из ажурного кружева жемчужной пены.
Вот и сейчас, Море примеряло очередной наряд. Теперь уже вечерний. Он казался мягким, бархатным, неописуемой синевы – почти чёрный. На нём, как положено парадному платью, безмолвным великолепием пылали драгоценности. Ночь уже разбрасывала свои крылья, молочно-белая луна разлилась по нему серебристыми потоками. Мерцающими волнами на тёмном бархате зажглись золотые Звёзды.
Звёзды, кажущиеся Мальчику маленькими и далёкими в вышине, отражаясь в Море, выглядели огромными светильниками. С их помощью он мог сколько хочешь рассматривать подводные леса из густых морских водорослей, с устроившимися на ночь стайками разноцветных рыбок и видеть причудливые переливы планктона. Ночью вода была чёрного цвета и издавала фосфорическое свечение. Когда Мальчик погружал в неё руку, она вся преображалась и переливалась волшебными зеленовато-голубыми искрами.
А Звёзды любовались собой, смотрясь в Море, как в зеркало.