Дни опять полетели в круговерти эгофайлов и занятий с курсантами. Первые одиннадцать составили костяк и, по сути, уже занимались инструкторской работой – в любом задании их пока ставили старшими. Я присматривалась к новичкам и уже выделила несколько ярких ребят. Тукин оказался очень перспективным, он легко сходился со всеми, и голова у него работала быстро и точно – идеальный баланс между логической и интуитивной составляющей.

Примерно через шестидневку после моей беседы с президентом я вырвалась в гости к Ронану, засиделась у него, и возвращались мы уже почти в полдень. Кас и Пол, как всегда, были при мне, я к ним уже так привыкла, что воспринимала их как собственную тень. Мы летели над унылым песчаным пейзажем, ведь полеты над куполами запрещены, и поэтому приходилось облетать «грибницу» куполов по кругу в ту сторону, в которую ближе. И вот ровно посредине пути флайер заглох. Тут же попытались связаться с дежурным, но рация вышла из строя, это было очень странно – связь проектируется так, чтобы отказывать последней. Еще более странным оказалось то, что ящик с запасным передатчиком под сиденьем оказался пустым. У ребят на мгновение промелькнула паника. Я всегда ношу с собой тревожный браслет; если его сорвать с тела, он начинает мощно сигналить; принимают его сигналы такие же браслеты Ронана и отца, мы все трое замкнуты друг на друга. Единственная проблема в том, что брату и отцу надо услышать сигнал и успеть внести его частоту в ближайшую навигационную систему, чтобы определить, где я нахожусь, а работать браслет будет минут пятнадцать от силы – батарейку пора было менять. Я постаралась успокоить Каса и Пола, рассказав им о браслете, они тем временем покрывали зеркальной краской прозрачный купол флайера, действуя четко по инструкции. Когда они заскочили внутрь, открытые участки тела были красными, хорошо хоть у нас оказалось достаточно лекарств. Охладитель работал на полную мощность, но жара в кабине стояла под сорок по Цельсию. Даже если мои близкие успели определить наше местоположение, помощь прибудет только после спада жары, то есть через пять часов в лучшем случае. Мы оказались заперты посреди раскаленной пустыни. Ребята никогда не отличались разговорчивостью, и первый час мы вообще просидели молча. Но потом у нас почти одновременно возникла потребность как-то отвлечься. Я принялась расспрашивать их об обучении; подробно, как на допросе, выспрашивала учебный план, заставляя вспоминать порядок дисциплин и длительность их изучения. Потом попросила дать мне внешний и психологический портрет каждого инструктора, который их обучал. Я получила массу информации; больше всего меня удивило, что Кас и Пол никогда не расходились в оценках, дополняли друг друга, но не противоречили. Они не были братьями, но и среди братьев-близнецов редко встретишь такое полное взаимопонимание. В паре они были с семи лет, осталось только подивиться редкой удаче психолога-тестировщика, который смог подобрать такую идеальную пару. Так прошло часа четыре, мы стали все чаще поглядывать на часы. Я наконец-то решила спросить о том, что меня интересовало больше всего:

– Как вы думаете, что произошло с флайером?

– Диверсия, – в один голос ответили они. Ну это и так понятно.

И опять Кас повел разговор от имени их обоих, а Пол отмалчивался. По их словам выходило, что повредить флайер и вытащить запасной передатчик могли только техники во втором админкуполе, потому что перед отлетом из нашего училища ребята сами все проверили. Они ожидали справедливых упреков в небрежности – ведь надо было проверить флайер и перед вылетом из админкупола, но что толку теперь их упрекать. Мы выработали план действий по расследованию этой диверсии. Неизвестно, конечно, насколько точно нам удастся его воплотить, но это все же лучше, чем сидеть, уставившись на часы. Происшедшее очень беспокоило меня, ведь враг находился под боком у Ронана, а у брата не было ни телохранителей, ни такого нюха на опасность, как у меня.