За этим разговором следил третий – иностранец, их всегда можно узнать по прилипшему к лицу удивлению. Он то смотрел на своих друзей, то всматривался в меня. Когда ж вы уйдете? Словно услышав мои мысли, показалась медицинская грави-повозка.

– Наш друг упал с лошади, – сказал черноглазый с нажимом врачу, его друзья не стали с ним спорить, врач и подавно, только бросил на меня быстрый взгляд. Я тем временем являла собой картину «Девушка засмотрелась вдаль». У черноглазого было право соврать. Приняв его извинения, я отказалась от дальнейшего преследования за это оскорбление. Наконец-то они все скрылись с глаз долой, и я могла спокойно досмотреть проход Вороного и Эфенди через препятствия.

Когда мы уходили с ипподрома, опять встретили черноглазого и иностранца. Они оба смотрели на меня так, будто у меня две головы выросло. Эфенди, видя их странный интерес и чувствуя закипающее во мне бешенство, подхватил меня на руки со словами:

– Позвольте мне донести вас до флайера, леди коската.

Игра на публику подействовала, зрители были шокированы.

– Чего они на меня так таращились? – спросила я у Эфенди, когда мы уже были в кабине. Что-то у меня входит в привычку с ним советоваться.

– А знаешь ли ты, как это все смотрелось со стороны? Ты как-то пошатнулась, и он упал, и ты тут же выломала ему руку. Кстати, а ты ее вывихнула или сломала?

– Сломала в нескольких местах, – сказала я мрачно.

– Тогда чему ты удивляешься? Маленькая девочка с излишней жестокостью мстит за оскорбление.

– То наследница, то маленькая девочка – определись.

– Ну сегодня ты действительно выглядишь моложе своих лет…

– Почему он не извинился?

Эфенди посерьезнел:

– Прости меня, я не ожидал, что все так выйдет. Этот светловолосый и тот военный часто задирали меня, но никогда такого, как сегодня, не было.

– Это ничего не объясняет. Ты их достал – ладно; но не извиниться?!

– Да он просто дурак, от каких уважающий себя род должен по-тихому избавляться.

– Хочу есть. – Хватит о грустном. – У нас дома что-то осталось?

– Осталось, – ответил Эфенди с улыбкой.

Дом встретил нас горящими окнами и вкусными запахами. Эзра приготовил рыбу с овощами, о чем рапортовал у входа, но в дом с нами не зашел. А на кухне нас поджидал Алекс, за всеми этими событиями я совсем о нем забыла. Увидев его, я не сдержала секундной гримасы. Эфенди напрягся.

– Леди, Эфенди… позвольте попросить у вас прощения, я на самом деле так не думаю… – выпалил Алекс с раскаянием на лице. Эфенди переводил взгляд с него на меня.

– Тебе надо просить прощения только у своего друга, – ответила я нейтрально.

– Я ничего не понимаю, что между вами произошло? – озабоченно спросил Эфенди. Я мстительно подумала: давай, Алекс, скажи ему в глаза то, что мне сказал.

– Прости, Эфенди, ты знаешь, иногда меня заносит, и я могу быть редкостным гадом…

Это уж точно. Выкрутился – и повинился, и по существу ничего не сказал.

– Давайте оставим прошлое в прошлом. Нас ждет вкусная еда, – ответил Эфенди.

Миротворец; что ж, он простил, и я прощу. Нам сегодня и так достаточно попортили настроение, лимит исчерпан. Ужин прошел в спокойной, веселой атмосфере, мы с Эфенди делились впечатлениями об ипподроме. После ужина мы вышли на веранду проводить утомленное солнце, и Эфенди пошел подготавливать гостиную для танцев, убрать мебель, разместить камеры и динамики. Я лишь расслабленно проводила его взглядом, эдак рядом с ним разленюсь совсем. Когда я почувствовала, что ужин улегся и мешать не будет, то пошла переодеваться – эта ночь моя, и я буду блистать. После душа я надела длинное белое платье с облегающим лифом и расклешенной юбкой, совсем простое, но с кружевными свободными рукавами, заплела и заколола волосы, нанесла макияж. Осмотрела себя в напольном зеркале – я была похожа на венецианскую куртизанку, они славятся тем, что ради них рушатся корпорации и развеиваются состояния. Я чувствовала в себе особую женскую силу, которая заставляет гореть глаза, делает легкой походку, а голос бархатным.