– Вообще, люди боятся свободы, – продолжал Купер.
– Своей? Сугубо индивидуальной? Боятся того, что они свободны? То есть, боятся они ее, уже имея, или боятся ее приобрести? – спросил Максим.
– Боятся приобрести, боятся столкнуться с ней.
– А как они сами могут определить нечто свое индивидуальное, как свободу, если кроме них этого никто не понимает? – спросил Максим.
– В том-то и дело. Люди всегда боятся неизвестного. А значит, не будут они ничего ни определять, ни стараться что-то понять…. Ну, в большинстве.
– А в меньшинстве? На мой взгляд, если свобода для каждого своя, то ее приобретение процесс непроизвольный. То есть, в этом случае, в какой-то момент человек вдруг осознает, что он свободен. Ну, не определяет же он свою свободу заранее?
– Почему бы нет? – возразил Джон.
– Потому что, если кто-то определил для себя понятие свободы, пусть и, заявив о том, что она исключительно его, личная, то кто-то другой или другие, вполне согласятся с его определением, и эта свобода уже не будет индивидуальной.
– А зачем ему заявлять о свободе? – удивленно спросил Купер.
– Не о свободе, а о том, что это такое, свобода.
– Хорошо, зачем ему говорить о том, что такое свобода, если она его личная, и не похожа на чью-либо еще?
– Так! Давай сначала. – Максим начал путаться. – Человек, каждый отдельно взятый человек, уверен в том, что он знает, что представляет собой его свобода?
– Не обязательно.
– Так как он определит, свободен он или нет?
– Он это почувствует, – как само собой разумеющееся сказал Купер.
– Значит, все-таки никто не знает и, как следствие, не может определить свободу, свою ли, вообще ли.
– Думаю, даже определение свободы у каждого свое. Именно определение. Я имею в виду не формальное объяснение, а именно чувство.
– Одним, словом, все бессмысленно, собственно, как и наш разговор, потому как, я вообще уже не понимаю, о чем мы сейчас говорим, – разочарованно произнес Максим. – а где Акира, кстати?
– Вон, о чем-то с басистом нашим трет.
Когда Максим с Акирой приехали в клуб, выяснилось, что репетицию из-за отсутствия барабанщика на сегодня отменили и Акира просто, предварительно познакомив Максима с Купером, решил поговорить с каждым участником группы, благо отмена репетиции не являлась для них причиной покидать клуб, а наоборот, послужила поводом расслабиться за барной стойкой. Закончив беседу с Купером, Акира перешел к следующей своей жертве, оставив его с Максимом.
– Думаю, это потому, что свобода не только индивидуальна, но и условна, – продолжал Джон, – виски будешь?
– Давай, – согласился Максим, – хотя нет. – Он вспомнил про встречу на Триумфальной площади, до которой оставалось два часа. – Хотя, давай.
Купер ушел и вскоре вернулся с бутылкой и двумя бокалами. Максим хотел было что-то спросить, но Джон опередил его.
– Акира не говорил? Этот клуб принадлежит мне. Мне повезло с родителями. В отличие от них, которым не повезло с сыном. – Он засмеялся. – Я не оправдал их надежд. Не пошел по стопам отца. Он у меня успешный бизнесмен.
– И как же это ты?
– Да, в общем, не важно. Сказал ему «нет» и все. Мы три года не разговаривали и не виделись. Я ушел с четвертого курса института в жизнь, так сказать. Познавал ее со всех сторон. Он разыскал меня. У нас произошло длительное противостояние, после которого он понял, что сломать меня, переманив на свою сторону, не удастся. Тогда мне и пришла в голову идея о создании клуба. Я сказал отцу что, если он хочет, чтобы я занимался бизнесом, пожалуйста, но только тем, который я захочу. Долго я слушал его разъяснения о нецелесообразности, после чего он сдался и ссудил мне приличную сумму, благодаря которой я и клуб открыл, и группу собрал. Повезло! Управляющих нашел толковых. Я ж, честно говоря, не смыслю в этом ни черта, да и, собственно, не вмешиваюсь в организационные вопросы. Меня даже выручка, как источник дохода не особо интересует. Есть и ладно, хорошо, дела идут, деньжата какие-то капают. То есть капают не такие уж и плохие, надо заметить. Тут ведь и кабак, и сцена, и гостиница. И на «музло» наше в последнее время обратили внимание. Пошел проект. Вот журналисты интересуются. – Купер засмеялся. – И не только.