– В тюрьму посадили злодея, и надолго.

– Ох, как у вас тут весело!

– Я знала, когда его выпустили. Не приходил, не узнавал. Потом, когда Лалочке уже пятнадцать лет исполнилось, явился. Даже такую черную душу к родной крови тянет. И вот, два года уж ходит, подачки подбрасывает, все пытается у дочери своей прощения за мать вымолить, да все без толку. Избегает его Лалочка, боится…

Вдруг откуда-то раздался звонок.

– Так, пора мне. Заговорилась я с тобой, а работа не ждет. Когда будешь уходить, захлопни дверь. Вот эту дверь, – цыганка указала на ту, что Максим и принял за входную, а сама направилась к двери, что была по соседству с комнатой, где он спал. Когда она ее открыла, Максим увидел ступеньки, ведущие наверх. Видимо это был вход прямо из квартиры в лавку, о которой говорила цыганка.

– Да я уже иду, – Максим встал и направился к выходу. Старушка решила его проводить и подошла к двери вместе с ним.

– Если что нужно будет, приходи, помогу, чем смогу. И помни, что я тебе говорила давеча.

– Да я… – Максим хотел было заявить, что ничего не помнит, хотя это было не так, и передумал, предположив, что бабулю не проведешь. Тогда он решил воспользоваться случаем и быстренько рассказать эпизод из детства с цыганками в электричке, нисколько не опасаясь снова получить обвинение в инфантильности.

– Можно короткий, ну, не совсем короткий, вопрос. Дело в том, что я никак не могу забыть один случай. Как-то…

Цыганка остановила его рукой, пристально, так что Максиму на мгновения опять стало не по себе, посмотрела ему в глаза и произнесла:

– Сильней не тот, кто предугадывает судьбу, а тот, кто ее творит.

– Ага, – пробубнил Максим, открывая дверь, – до свидания, спасибо.

Максим вышел во двор, тот двор, где его и стукнули по голове. Двор напомнил ему питерские колодцы. Во дворе было пусто и тихо. Шум доносился со стороны улицы, куда и выходил магазин цыганки. Максим представил, что это магазин всевозможных колдовских штучек – талисманов, амулетов, оберегов и прочих Фэн-шуй и вуду. Он направился к арке, в сторону улицы и, выйдя на нее, обнаружил магазин цыганки, разочаровавший его своим названием. Над витриной красовалась вывеска с надписью «Аптека» и припиской «травы, настойки…» и что-то еще. Максим не стал читать, что там дальше и обратил все свое внимание на заходящую в магазин девушку, внешность которой тут же погасила его секундное разочарование, и вызвала неумолимое желание последовать вслед за ней. «Что-то везет мне последнее три дня на красоток! – подумал Максим, – все же попал я в какой-то голливудский застенок. А не внучка ли это та самая?» Максим не успел, как следует рассмотреть ее, заметил лишь, что была она совсем молоденькая, невысокого роста, смуглая, у нее были черные волосы и очаровательная улыбка. Эта улыбка несколько смутила Максима, потому как была она неспроста, а имела свое предназначение, а предназначаться она могла только кому-то, а кроме себя вокруг Максим никого не видел, поскольку полностью был поглощен созерцанием мгновенно появившейся и скрывшейся женской красоты. Кроме того, на Максима эта прекрасная незнакомка не смотрела, ее глаза были опущены. Но все же улыбалась она…

– Максим? Какими судьбами? – услышал он прямо перед собой.

«Не может быть? – подумал Максим. Перед ним стоял Акира, журналист, с которым он познакомился на банкете, тот, что был в обществе с семьей банкиров, Фогелей. Акира стоял в метре от входа в магазин. Максим так засмотрелся на девушку, что не заметил никого и ничего, что было вокруг него. – Уж не ему ли предназначалась эта чудесная юная улыбка?»