– Мы с ним говорили о другом.
– Ответ, достойный Рафиано. Ты хоть помнишь, сколько нам лет?
– Разумеется. Ты младше меня.
– Не настолько, чтобы это было важным. Я часто думаю о своем возрасте, о нашем… Я, ты, Рудольф, Гектор, Бертрам можем быть сколь угодно прозорливы и умны, но когда Карл сможет по-настоящему править, нам будет лет на двадцать больше, чем сейчас. Если будет.
– Бертрам точно доживет, – заверила Арлетта. – Он не для того встал, чтобы через какой-то десяток лет умереть.
– Он встал, когда счел нужным. Мой врач не верит в подобное исцеление, однако оно есть, и нам остается одно. Не верить в болезнь.
– Почему одно? – сощурилась Арлетта. Она почти не сомневалась, что будет дальше, но пусть Георгия скажет сама. Вернее, пусть скажет Урфрида. – Мы стали слишком придирчивы и видим ложь там, где следует искать чудо. В Эпинэ похоронен кардинал, его жизнь и смерть достойны святого, а исцеления на могилах святых бывали.
– Чудесная шутка!
– Это не шутка. Я, в отличие от тебя, знаю Бертрама. Если б он мог встать, когда сожгли Сэ, он бы встал.
– Возможно, он так и сделал. – Не спорит, зачем? Бертрам на юге, сейчас он не важен, а вечер не бесконечен. – До конца откровенны только дети, да и то, судя по тебе, не все. Моя старшая дочь не любит говорить о Бергмарке, и я понимаю почему. Брак устроил Рудольф, он, как и всегда, думал о Талиге. Из сыновей он растил опору трона и вырастил – никто из моих мальчиков не сможет стать большим, чем Жермон Ариго. Фрида могла бы, только моя мать слишком напугала троих сильных мужчин, и теперь мы можем быть только женами.
– Урфрида несчастна в замужестве? – Напуганный Диомид, напуганный Георг, напуганный Алваро… Это само по себе прекрасно, особенно последнее!
– Я бы не сказала, что дочь замужем, – голос герцогини чуть-чуть изменился, и Арлетта поняла: Георгия ехала ради этого. – Нет, брак состоялся, однако затем у маркграфа появилась фаворитка. Фриду это не слишком расстроило, Вольфганг-Иоганн прислушивался к советам жены, а как мужчина он ее никогда не привлекал. Супруги жили под одной крышей, встречались за столом и время от времени – в спальне. Любовница маркграфа знала свое место, как и вся Горная марка, но этой осенью многое изменилось.
– Вольфганг-Иоганн помнит свои обязательства.
– Кому, как не матери нового командора Бергмарк, это знать! Сомнений в лояльности маркграфа нет, однако положение моей дочери стало неприемлемым. Фаворитка беременна, а бергеры не меняли законов со времен Манлия. Если родится сын, он станет наследником, и в каком положении окажется Урфрида?
– Маркграф обязан отослать любовницу и найти ей мужа, а ребенку – отца, – твердо сказала Арлетта. – Подобное случалось не единожды, другое дело – будь маркграф в положении Хайнриха, которому в самом деле срочно нужен сын.
– Я бы ответила так же, если б Фрида меня спросила, но дочь уже решила. Она дает маркграфу свободу и возвращается в Ноймар. Маркграф принимает вину на себя и, разумеется, остается нашим союзником, даже более рьяным, чем прежде. В Агмштадте брак уже объявлен несостоявшимся, и я должна подготовить к этому Рудольфа, который, к несчастью, оскорблен отставкой Вольфганга. Надеюсь, ты понимаешь, что дело не в Лионеле, твой сын в отношении фок Варзов безупречен.
– Мои мальчики любят Вольфганга. Оба. Эмилю страшно не хотелось предъявлять приказ о своем назначении маршалом Запада. Хорошо, что обошлось без этого.
– Но полагаться на судьбу не стоит, и тем более не стоит доверять ей Талиг. Арлина, я надеюсь на твою скромность, потому что наш разговор Рудольфу не понравится. Нас ждет шестнадцать лет регентства, и вряд ли регент будет только один. Мы стареем, Алва бездетен, мои сыновья – торские генералы и не более того, а рядом с Карлом должны быть те, кто способен удержать в узде и север, и юг. Тебе вряд ли приятно это слышать, но Валмоны при пустой Олларии через несколько лет станут опасны, и не только они. Сейчас Придд лоялен, только спрут есть спрут, особенно если наберется сил.