— Вот так поулыбаться? — Одаривает меня оскалом, отчего свежая корка на припухшей нижней губе лопается и по небритому подбородку бежит алая струйка крови. Подхватывает ладонью. Взгляд по-прежнему издевательский.

Да ладно, я не падаю в обморок от вида крови. Меня даже от сожженной головы Уоллеса Доджа не стошнило.

Отвечаю своей улыбкой.

— Такне надо. А вот когда подлечитесь…

Взгляд карего глаза становится раздраженным, давящим. На меня так начальница смотрит, когда недовольна.

— Сделайте милость, идите вон, — кривятся когда-то красивые губы.

Шире распахиваю глаза. Правда, что ли, суицидник?

— Мистер Рассел, — делаю последнюю попытку. — Вас же казнят в течение ближайшей недели. Вы слышите меня?

Однако взгляд не смягчается.

— Глушилку выруби. — Смотрит на меня в упор.

Инстинктивно отшатываюсь. Я, конечно, в курсе, что в мире есть идиоты, но чтобы вот так подставить свою шею…

Пожимаю плечами и даю команду на комм. Я сделала все, что могла, моя совесть чиста.

Убедившись, что нас снова слышно из соседнего помещения, где наверняка собралась целая толпа наблюдателей, мужчина дергает рукой, запястье которой пристегнуто к скобе на столе, отчего цепочка грохочет.

— Э-эй! Уберите ее от меня!

Это как пощечина. Обидно.

Возмущенно хватаю ртом воздух. А дверь за спиной уже ползет в сторону.

— Мисс Вейбер, пойдемте, — показывается на пороге капитан Маккинзи. — Я же вам говорил.

Что он там мне говорил? Что преступник заслуживает смертной казни. Что тот погонит свою единственную заступницу «идитевоном», меня точно никто не предупреждал.

Встаю, бросаю на Рассела разочарованный взгляд.

И тут меня осеняет. Подаюсь вперед, опираясь ладонями на столешницу. Была бы выше, получилось бы нависнуть над собеседником, но чертовы тапки не дают мне такой возможности.

— Вас запугали, да? — говорю быстро-быстро, потому как зловредный капитан уже шагает ко мне. — Если так, не верьте им. Вы не гражданин Альфа Крита. Закон на вашей стороне и… Эй, уберите руки! — Выдергиваю локоть из капитанского захвата. Терпение у него, видите ли, кончилось, так и у меня тоже. Что за цирк тут творится? — Рассел, ну же! — Уже откровенно психую.

— Отвали, — получаю ответ.

Это фиаско.

Мои плечи опускаются.

Шеф меня убьет. В переносном смысле, конечно. А этого парня убьют в самделешном. Неужели не ясно?

— Пойдемте, мисс Вейбер, — настаивает полицейский, правда, больше не распускает руки.

Подписавший себе приговор мужчина с разбитой физиономией и уже напрочь заплывшим глазом смотрит на меня насмешливо и самоуверенно. Не выдерживаю и гримасничаю в ответ. Хочет умереть — ради бога, я за свободу во всех ее проявлениях.

— Пойдемте, — отвечаю капитану, сдаваясь. — И спасибо… за тапочки.

Оборачиваюсь уже на пороге. Этот Джек Рассел так и не поменял позы, сидит и смотрит мне вслед.

Погодите-ка, смотрит явно не в спину, а… Черт! Запоздало соображаю, что, пока я ерзала на холодном стуле, моя юбка бессовестно задралась. Ну, Маккинзи, хоть бы сказал!

Резко одергиваю подол под пристальным насмешливым взглядом и, уже не таясь, приподнимаю руку, показывая этому наглому самоубийце средний палец. Он дергает бровью.

Выхожу.

Не мой, не мой день.

5. Глава 4

Хорошо лететь в каюте премиум-класса комфортабельного пассажирского лайнера, когда твоя совесть чиста, счет полон, а сам ты преисполнен чувством выполненного долга. И совершенно иначе возвращаться домой (несмотря на все те же лайнер и каюту), спустив половину годового бюджета, слив две возможные сенсации и, для полного счастья, еще и строча докладную за разбитую помощником камеру.

Уволившимся помощником, кстати говоря. Когда мы встретились на посадке, оператор Стив в не слишком-то литературных выражениях высказался, где он видел работу с такой неуравновешенной личностью, как я (подумаешь, какие мы нежные!). Еще и Линду подбил сделать ноги вместе с ним — у них, видите ли, наметился роман.