Погодите, ребята, дайте мне вашего шефа в мягком кресле тепленького кабинета, вот там я развернусь, и посмотрим, кто кого.

А в теплый кабинет хочется прямо сейчас – полы в этом космопорте холодные до ужаса. Видимо, проектировщики не планировали, что кто-то решит расхаживать тут босиком.

– Да иду я, иду! – Дергаюсь, снова получая тычок в спину.

Зараза такая – двухметровый, в наглухо застегнутой на все кнопки фиолетовой полицейской форме и в ботинках на толстой подошве. И я – дышу ему в пупок, да еще и босая. Где сочувствие, мать вашу?

Третий тычок.

Молча сжимаю челюсти. Ну все, двухметровый мальчик, жалоба тебе обеспечена.


***

Спустя два часа унижений, споров и тыканья международного журналистского удостоверения всем, кто выше меня как минимум на голову (в местную полицию, видимо, берут только от отметки метр восемьдесят и выше), я сижу в мягком удобном кресле, болтая ногой в воздухе, и жду, когда шеф участка принесет мне собственноручно сваренный им кофе. Он «по секрету» поделился со мной своим горем: его предыдущая секретарша ушла в декрет, а новая готовит напитки так, что проще умереть от жажды, чем взять что-то из ее рук.

Кошусь на стеклянную стену с поднятыми жалюзи, за которой грустит за своим столом та самая секретарша. Миловидная, блондинистая, тощая, но грудь при ней – пластика, скорее всего. Что же ты меня обманываешь, капитан Маккинзи? Ты же взял ее на эту должность точно не ради кофе.

Вручив мне горячую чашку с эмблемой полиции на боку, капитан участка, подтянутый мужчина лет сорока с плюсом, с уже явно седыми, но крашеными волосами, обходит стол и занимает свое место. Улыбается. Натянуто так, фальшиво – пятерка за старания.

Улыбаюсь в ответ одной из своих самых акульих улыбок и, уперев руку в подлокотник, пробую кофе. Хм, не соврал – не знаю, как варит напиток та блондиночка, но капитан в этом деле мастер.

Пью мелкими глотками и по-прежнему улыбаюсь, смотрю в упор, не моргая и при этом продолжая покачивать ногой. Да, знаю, чертовски нервирует.

Минута, вторая… Кэп ослабляет галстук под своим горлом. Тут почти все в фиолетовом, только шеф и его секретарь одеты в гражданское. Ну и я. Только я еще и босиком для полного контраста с местными. Но это ничего, кабинет у капитана Маккинзи и правда оказался теплым.

– Мисс Вейбер… – первым не выдерживает коп.

Делаю свою улыбку поощряющей. Давай, давай, любитель юных секретарш, извинись передо мной еще разок, пока я не запустила свою жалобу выше.

– Мисс Вейбер, – повторяет капитан, – ваш арест – чистой воды недоразумение. И я хотел бы извиниться перед вами от лица всего нашего участка…

Да! Четвертый раз! Бинго.

– Если я могу что-то сделать, чтобы сгладить неловкость…

А я сразу поняла, что он молодец – хорошо соображает. Быстро дошло, что юристы нашего канала мигом сделают из него патрульного, если будет жестить. А кто же захочет лишаться такого чудесного кабинета? Тут даже есть цветок в горшке на подоконнике и коврик у входа – я бы тоже поостереглась нарываться.

Выдерживаю драматическую паузу, допивая кофе, а затем тянусь и ставлю чашку на стол. Стол этот, надо сказать, натерт до блеска – в пластик можно смотреться, как в зеркало. С особым удовольствием наблюдаю, как капля конденсата ползет по боку оставленной мною чашки и скатывается на блестящую поверхность столешницы – плюх.

Маккинзи тоже следит за путешествием капли, и у него красноречиво играют желваки, когда она наконец растекается по столу. Что-то подсказывает мне, что, будь на моем месте кто-то из его подчиненных, их за такое уже отправили бы в помощь роботам-уборщикам драить туалеты. Однако мне капитан не говорит ни одного лишнего слова, продолжая натянуто улыбаться.