Я пересекалась с ним повсюду, слышала, как Виталий давал ему наставления:

– Еще пару дней обживись, потом будешь спускаться в смотровую.

Мысли, что взрослые женщины будут трогать Егора, мне не давали покоя. Я плохо спала, не слушала учителей на уроках, с трудом доводила до конца домашнее задание. В очередной раз Женя отлучился, наказав мне дописать упражнение по русскому языку. За соседним столом сидел объект моей слежки.

– Егор, слышите?

– Да, Полина?

– А вы не знаете, как пишется…

– Простите, я больше по английскому – специалист, – он повернулся ко мне всем корпусом, сложив руки на спинке стула.

– А им еще пользуются?

– Конечно. Почему бы и нет?

– Но англоязычные страны же…

– Есть Швейцария, там английский – государственный язык, – я пыталась себя убедить, что он не заинтересован во мне, но его темные глаза говорили об обратном.

– У меня еще вопрос, наверное, он вас разозлит, – я смущалась от его взгляда, сверлящего во мне дыры.

– Глупости, меня ничто не может разозлить.

– Вы продали сами себя?

– Да, – парень сменил позу, закинув ногу на ногу. – А что в этом такого? То есть родители и жены продают мужчин в рабство, а они сами себя не могут?

– Но зачем?

– Я потерял работу. Долго не мог найти другую и решил, что публичный дом – тоже выход.

Я замолчала, вперив в тетрадь взгляд. Буквы задиристо скакали по строчкам, не желая попадать в фокус моего внимания.

– Моя очередь задавать смешной вопрос, – Егор оторвал меня от безнадежного дела.

– Какой?

– Можно перейти на "ты"?

– Конечно.

В своей комнате я тайком нарисовала портрет Егора в профиль. И даже мое незамысловатое творчество на тетрадном листе меня волновало, заставляло дрожать всей душой, предаваться радужным мечтам. Я сложила рисунок в письменный стол. Тогда я не подумала даже, что стоит хорошо спрятать набросок.

– Точно? – услышала я под своими дверями в очередное утро голос матери.

– Да, мама, от нее определенно несло сигаретами, – Валя настучал на меня.

Он часто ябедничал, иногда придумывал. Всегда старался выделиться на моем фоне, быть хорошим мальчиком рядом с непослушной сестрой. В этот раз он победил. Я раздобыла плакат с певцом из далекого прошлого. Он был длинноволосым, с раскосыми глазами и сигаретой во рту. Этот черно-белый портрет продавали на блошином рынке. Любопытство заставило меня узнать, кто это и про что поет. Я пришла в магазин раритетов и нашла кассету группы "Кино". Немного грустный, но глубокий голос пел мне вечером из проигрывателя, что все не так уж плохо, если есть в кармане пачка сигарет. Как было устоять? Я попробовала курить. Но потом терла руки листвой, чтобы сбить запах.

–Поля, открой.

Метаться и искать, что еще спрятать от матери, было поздно. Пришлось впустить внезапную инспекцию. Обнаружив мой опус с Егором, мама была удивлена.

– Полина, ты еще слишком юная, доверчивая, нежная, – увещевала она, сидя рядом со мной на постели. – А этот Егор очень подозрительный. Паспорта у него нет. Приехал из Улан-Удэ, просто так зашел и продал себя. Очень странный тип.

– Да я просто упражнялась в рисовании, – это был единственный вариант оправдания для меня.

– Хорошо, рисуй! А вот это что?! – взбесилась моя мать еще сильнее, потрясая пачкой сигарет.

– Ну это так…

Валя ухмылялся, стоя в дверях.

– Ну, если до войны детей развращали глобальная сеть, телефоны, игры, то сейчас ты откуда взяла, Полина? Почему пачка уже открыта?! – сердце стучало у меня в горле, я пыталась сообразить, что ответить.

– Простите, вы тут кричите, – ввалился в мою комнату Егор, толкнув Валентина. – Вам нужна помощь?

– Выйди.

– Подождите, это недоразумение. Это мое, – новенький был слишком смелым, он отобрал сигареты.