Марго надела резиновые перчатки, посмотрела на часы и снова начала расхаживать по комнате. У нее был озабоченный вид.

– Марго, – сказал д’Агоста, – если для вас сейчас неподходящее время, мы можем прийти позже. Я вам уже говорил, это скорее наитие, чем что-либо еще.

– Нет, – ответила она. – Я и в самом деле должна вскоре вернуться в институт, но дело не в этом.

Она сделала еще несколько шагов, затем, словно приняв решение, остановилась и повернулась к лейтенанту. Ее зеленые глаза, такие чистые и внимательные, заглянули в его, и д’Агосте показалось, что он вернулся на много лет назад, в те времена, когда он допрашивал ее по делу о музейных убийствах.

Несколько секунд она не отводила взгляд, потом опустилась на стул около смотрового стола. Д’Агоста тоже уселся.

Марго откашлялась и сглотнула:

– Я буду благодарна вам, если вы никому об этом не скажете.

Д’Агоста кивнул, приготовившись слушать.

– Вы знаете, что случилось со мной тогда.

– Да. Музейные убийства, убийства в подземке. Плохие были времена.

Марго опустила глаза:

– Дело не в этом. Я говорю о том, что… что случилось со мной после.

Поначалу д’Агоста не понял, но потом воспоминание обрушилось на него, как груда кирпичей. «Боже мой», – подумал он. Он совершенно забыл о том, что случилось с Марго, когда она вернулась в музей, чтобы редактировать научный журнал «Музееведение». О том, как она кралась, как животное, по темным коридорам, охваченная ужасом, в страхе, что вот сейчас злобный маньяк, серийный убийца набросится на нее и убьет. Понадобилось много месяцев лечения, чтобы она восстановила здоровье. Он даже не предполагал, как это может повлиять на нее.

После паузы Марго снова заговорила, хотя и немного сбивчиво:

– С тех пор мне… трудно бывать в музее. Вот какая ирония судьбы: ведь я могу проводить свои исследования только здесь, и нигде больше. – Она сокрушенно покачала головой. – Я всегда была такой храброй. Таким сорванцом. Помните, как я настаивала на том, чтобы сопровождать вас и Пендергаста в туннели метро и ниже? Но теперь все иначе. В музее есть всего несколько мест, где я не чувствую приступов паники. Я не могу глубоко заходить в хранилища. Приходится вызывать кого-нибудь из персонала. Я заучила все ближайшие выходы, чтобы при необходимости выбежать как можно скорее. Когда я работаю, мне нужно, чтобы неподалеку кто-то был. И я никогда не остаюсь после закрытия, ухожу до наступления темноты. Даже само пребывание здесь, на верхнем этаже, для меня затруднительно.

Слушая Марго, д’Агоста почувствовал угрызения совести из-за того, что попросил ее помочь.

– После всего пережитого вами это вполне понятно.

– Дело обстоит еще хуже. Я не выношу темных мест. Вообще не выношу темноты. У меня в квартире всю ночь горит свет. Видели бы вы мои счета за электричество. – Она горько рассмеялась. – Я полная развалина. Наверное, у меня новый, неизвестный прежде синдром: музеефобия…

– Послушайте, – прервал ее д’Агоста, – давайте забудем об этом треклятом скелете. Я найду кого-нибудь другого, кто…

– Нет-нет. Может, я и психопатка, но не трусиха. Я это сделаю. Только не просите меня идти туда. – Она показала вглубь коридора, куда ушел Сандовал. – И никогда не просите меня… – она старалась говорить ровно, но тут ее голос дрогнул, – спускаться в подвал.

– Спасибо вам, – сказал д’Агоста.

В этот момент в коридоре раздались шаги. Появился Сандовал, держа обеими руками знакомый лоток. Он осторожно поставил его на стол между гостями.

– Я буду у себя, – сказал он. – Дайте мне знать, когда закончите.

Он вышел, закрыв за собой дверь. Д’Агоста стал наблюдать за тем, как Марго натянула потуже перчатки, потом взяла из ящика стола сложенный кусок полотна, разгладила его на поверхности стола и начала извлекать кости из лотка и раскладывать их на ткани. Одно за другим появлялись ребра, позвоночник, кости рук и ног, череп, челюсти, множество мелких костей, которые д’Агоста не смог идентифицировать. Он вспомнил, как Марго оправлялась от психологической травмы после музейных убийств, как она начала возвращаться к нормальной жизни, получила лицензию на ношение огнестрельного оружия, как научилась стрелять. Она казалась такой собранной… Но он видел, какие срывы бывают у полицейских, и надеялся, что после сегодняшнего ей не станет хуже…