– Ты дура, в следующий раз я тебя просто так не отпущу.

И вместо того, чтобы заверещать, перевернуть с ног на голову школу, воззвать к охраннику, Иванкова краснеет, недобро усмехается и отвечает:

– Ты не боишься меня, Сереженька?

– Ни тебя, ни твоих дружков.

Иванкова целует пустой воздух, поводит пальцами, встряхивает оборками юбки и уходит прочь за фонтанчики, за бетонную лестницу, которая ведет в библиотеку. София чувствует к Сергею благодарность, и вместе с тем ее не покидает ощущение, будто только что произошедшее – не совсем пристойно, будто Иванкова намеренно добивалась малейшего знака внимания со стороны Сергея, а его прикосновение, пусть и грубое – и славно, что грубое – было ей приятно и долгожданно.

Сергей смущен, он отряхивает рюкзак от следа ботинка Иванковой, видно, что ему брезгливо, значок с ворохом ворон падает на пол, Сергей пытается его поднять с исхоженной плиты, вскрикивает.

– Укололся?

– Да, укололся. Булавкой. Знаешь, что? Не обращай на нее внимания, она просто тварь, вот и всё. В жизни тебе встретятся еще не раз подобные люди, просто плюй на них и проходи мимо.

– Я вижу, у тебя большой опыт общения с такими людьми.

– Я их притягиваю, – задумался, – как мед.

София улыбнулась и вспомнила, что вечером в сети ее ждет Абра. На лбу у волос снова закололо.

Вечером дома в синих сполохах экрана, будто камлая, отец что-то доказывал матери, после вчерашнего приступа нежности она собралась, зачерствела, даже не спросила, голодна ли София.

– Ты понимаешь, какие это деньги? Понимаешь, что такого вложения больше не найти? Берем деньги со вкладов и закупаемся на них, ждем ровно год, а через год благодаря крипте и моей сноровке попиваем текилу где-нибудь в Веракрусе, хорошо придумано?

– Игорь, неужели ты настолько наивен? Ты действительно думаешь, что тебе просто так дадут поднять на этом миллионы?

Плешивого человека не смутить, шаман пляшет вокруг синего экрана и стеклянного стола, на котором в плетеной корзинке блестят обертки от конфет, как пойманные звезды.

– Ты еще вспомни пирамиды, на которых погорели твои родители.

– А криптовалюта разве не пирамида?

– Это новый рынок, на котором мы поднимемся, выплатим все долги за машину, за квартиру, за всё, что только можно. Оставим и себе на старость, и Софу с Павлом отправим во взрослую жизнь с чем-то большим, чем дыры в кармане.

Сухая женщина с сиреневыми волосами отрицательно качает головой.

– Не смей трогать мои деньги и деньги моих родителей. Если хочешь, покупай криптовалюту на наследство матери. Но меня в это дело не втягивай.

– Ты издеваешься?

Отец застывает, челюсти распахнуты, глаз, обращенный к Софии, уставился на потертые подлокотники кресла, на котором он вчера обгладывал куриные кости.

– А что такое? Мама мало денег оставила?

– Не твое собачье дело!

Кожа у матери сухая, желчная, вся она – изломанная линия, переходящая в наконечник стрелы, поразившей насмерть прошлое Софии.

– Знаешь, что, Игорь? По-моему, ты свихнулся, помешался на крипте. – Приставила палец к его голове, покрутила им в воздухе. – Да ты еще вчера о ней ничего не слышал, кто тебя надоумил, скажи?..

– Никто, просто я один верчусь-кручусь, как белка в колесе. Ради тебя, Павла и Софы. Ищу приработок, выдумываю схемы.

– Выдумывай их сколько угодно, только в жизнь не воплощай.

– Очень смешно, Алина.

– А я не шучу, Игорь. Ты все эти годы разве и заработал, что на свой драндулет. Теперь обновил его, так и гордись этим, и не смей лезть в наши с детьми деньги.

Она всё явственнее походит на ящерицу, вокруг шеи вздувается воротник с когтистыми шипами, голос становится приглушеннее, от дивана исходят столбы пыли. Отец с горечью отворачивается от них и говорит в сторону экрана: