– Куда же вы, Люся уезжаете?

– Не знаю пока. Доедем до Москвы, а оттуда до какой-нибудь станции на электричке. Сниму угол у добрых людей.

– Квартиру-то продала?

– Ты же знаешь мою квартирку. Кто ее купить, хрущевку в микрорайоне? На проезд деньги есть, да на первое время, а там что Бог даст. В колхоз пойдем работать, шить стану. Нам бы только уехать, только бы от страха избавиться. И днем, и ночью боимся, я уже давно спать перестала. Только билетов достать никак не могу. Хотя тут и с билетами остаются на перроне. Кто влез, тот и поехал…

Вот ведь как уезжают люди. А им с Костей что – к сыну, к родне. Да там и земляков уже немало, во Владимирской области. Только Андрей пять семей перетянул, всех прописал, помог устроиться на работу. Все будет хорошо. Продать квартиру – и на самолет… Лишь бы продержалось это хрупкое равновесие, этот шаткий мир, эта договоренность недавно созданного коалиционного правительства…

Утром их разбудил телефонный звонок, и Алина вовсе не подосадовала на то, что прерван сон. Она уже давно относилась к телефону как к одушевленному существу. Вторую зиму не было ни отопления, ни газа, часто сидели без электричества, а телефоны в городе работали, ну, не чудо ли? Если долго не было звонков, Алина поднимала трубку с замиранием сердца, – вдруг оборвалась последняя связующая ниточка с родными и близкими? Услышав сигнал, вздыхала с облегчением и, бережно спуская ее на рычаг, приговаривала: ты уж держись, дружок, без тебя совсем будет худо.

Звонила Лена, вернулась вчера вечером из командировки, привезла тревожные новости: в Курган-тюбе идут бои, на Гармском направлении стягивает силы полевой командир Махмуд.

– Лена, мы уже отправили контейнер, так что в понедельник еду с Шавкатом оформлять куплю-продажу. Ты тоже давай со своим «киношником» приходи, чтобы все сделать одновременно, не ждать друг друга. Здесь промедление, сама понимаешь, чему подобно…

Повисла долгая пауза.

– Мама, я не еду.

– Что значит не еду? У тебя что-то случилось?

– Ничего. Я собиралась завтра к вам придти, поговорить, но может даже лучше сразу, по телефону. Понимаешь, мне надо самоутвердиться…

– Ну-ка повтори еще раз, чего тебе надо?

– Самоутвердиться. Что ж здесь непонятного? Все очень просто. Знаешь, я всегда была вашей дочерью…

– А это что, не так? Или теперь уже не дочь?

– Мама, не в этом смысле… Просто мне надоело, когда меня представляют: А это Елена, дочь поэта Константина Пашкова… Есть еще вариант: дочь писательницы Батуриной. А мне хочется, чтобы обо мне сказали просто: журналистка Елена Пашкова. Я не исключаю, что кое-кто и сейчас считает, что ты пишешь за меня репортажи, а я только фактаж привожу.

– Что за бред ты несешь! Значит, чтобы потешить свое самолюбие, ты готова рисковать не только своей жизнью, но и жизнью ребенка?

– Нет, ребенка отдам вам, так и быть, забирайте с собой в Россию.

Алина удрученно молчала, и Костя, внимательно прислушивавшийся к их разговору, взял из ее рук трубку.

– Ну-ка, давай, Лена, еще раз, четко и толково.

Слушал, ни разу не прервав и не переспросив, а в конце разговора сказал:

– Решила, значит решила. Ты взрослый человек.

– Но, Костя!.. – вскрикнула было Алина.

– Пусть остается.

Алина пошла на кухню поплакать.

Много лет назад, когда девочки были еще маленькие, отец благословил их в дорогу таким стихотворением: