– Это што такое? Это… постельный режим? Собирайся, завтра же вон отсюда. – Доктор едва сдерживал себя.

– Я… пыль, думаю, уберу.

Доктор круто развернулся и вышел. Варя обомлела. В голову пришла страшная мысль, что через недельку всё то, что тут срасталось и лечилось, снова разрушится и будет она ходить горбатой, колченогой. А ещё хуже – придётся потом всю жизнь вот так лежать, как она тут лежала первые недели. Отвернувшись к окну, представляла себя такой немощной и глотала непрошеные слёзы. Вечером толком не могла уснуть, ворочалась-ворочалась и решила извиняться перед врачом до тех пор, пока не разрешит долечиться.

Но на другой день, к обеду, Варьке уже принесли справку о лечении, где чёрным по белому в конце было приписано: «Выписана за нарушение режима».

Доктор к обеду сменил гнев на милость. Рассказал, как следует себя вести в ближайшее время, сколько времени ограничивать тяжести, сколько ещё не садиться, успокоил, что самое страшное позади. И главное – выдержать щадящий режим.

– Молоденькая, всё зарастёт. Главное, этот год поберегись. И не садись раньше времени – горб вырастет! Дома – жёсткая постель. Тоже доски под матрац. Знакомую твою я уже известил, родных вызовет, приедут.

Приобняв, легонько направил в сторону лестницы. А на освободившееся место уже катили каталку с очередной страдалицей.

В вестибюле поджидали и дядя Фёдор, и грустный Вовка, который с самого утра крутился возле ординаторской, пытаясь уговорить доктора отменить выписку. С женской половиной Варюха рассталась легко, а вот мужская часть травматологии никак не могла распрощаться. Если бы не полосатые пижамы, так и махнули бы с Варюхой по главной улице города: один на каталке, второй с рукой, загипсованной, как в пионерском салюте.

– А я уже уточнил, когда прилечу спицы подтягивать, – торопливо крутит колёса своей каталки по больничному двору Вовка. – Я тебе всё напишу. – Он преданно заглядывает в лицо выписанной «лихачке», а глаза – как у грустного щенка.

– Даст Бог, встретимся ишо, – прекратил провожанки дядя Федя. Прижал Варюху к своему круглому пузу: – Чо дак, приежжай в гости. Завсегда буду радый.

Варе уже хочется рвануть, как обычно, на всех парусах от унылого здания больницы, и только медлительные провожатые сдерживают этот порыв. А внутри у неё будто струнка какая звенит – жесткая больничная койка позади. И впереди её ждёт дом! А всё остальное – после выздоровления, и про это пока лучше не думать.

Обняв на прощание своих «лихачей» Варюха, не оглядываясь, пошла с больничного двора к своей старой знакомой – учительнице Наталье. Обычный автобус отпадал: сидеть было нельзя. А стоять часов пять ей пока было не под силу.

Середина сентября выдалась по-августовскому тёплой и ласковой – стояло бабье лето. Тополиная аллея светилась солнечной позолотой. Тончайшие паутинки пролетали и путались в волосах. Варюха заглядывалась на свою собственную тень и радовалась, что бежит своими ногами, без всяких костылей и колясок.

Поджидая отца у знакомой, написала заявление об академическом отпуске, а Наталья пообещала унести его в учебную часть техникума. Совсем скоро приехал отец, на «жигулях», с соседским парнем Грихой, закадычным другом Варюхиных братьев. Был сосед постарше их на пару лет, уже отслужил в армии и, помимо колхозной машины, водил и легковушку своего отца.

– Вот она, ваша Варюха, ещё краше, чем была, – улыбнулся он, весело взглянув на девчонку.

– Это ты ещё не знаешь, как мы её повезём, – поскрёб затылок Алексей. – Лёжа надо. Наказали, чтобы даже дома, мол, на досках спала.

– Чо это не знаю? Вот, всё предусмотрено: полезай в заднее купе, – распахнул парень дверцу.