Дядя Матвей умер первым. Старая рана открылась. На похороны Татьяна с сыном, тоже Матвеем, на служебной машине приехала. Плакала навзрыд. Тетка еще десять лет прожила. И десять лет хотела скорее увидеться Там с ненаглядным мужем.

Вокзал шумел, окуривая снующую толпу запахом расстояний.

В громыхании дорожных сумок на колесиках и суетливом ожидании поездов лишь одна фигура сидела неподвижно на скамейке платформы. Из-под сморщенных век в кафельное горло подземного перехода всматривались молящие глаза. Небольшой белый пудель в нелепом наморднике, ошеломленный мельканием тысяч ног, боязливо прижимался к коленям хозяйки.

– Можно присесть? – я нащупал глазами небольшое место на скамейке возле пожилой женщины с собачкой.

– Да, конечно! – живо откликнулась старуха, с интересом оглядывая мое лицо. – Вы меня помните? У нашего магазина вы часто семечки покупали.

– Гм… – память лихорадочно зашуршала пожелтевшими карточками полустертых лиц. – Постойте, вы, кажется, Раиса, Раиса…

– Онаньевна, – радостно улыбнулась пожилая дама. – Вы последний знакомый, которого я вижу в нашем городе. Пасынка вот ожидаю. Умирать к нему в Россию еду… Вы торопитесь?

Я не торопился. Поезд с дочерью из Волгограда опаздывал на час, времени было достаточно, чтобы выслушать человека, уезжающего умирать в чужие палестины.

До пенсии Раиса жила в деревне с мужем, доила колхозных коров. Дочь уехала в город учиться, там и замуж вышла. Но семья не сложилась. При разделе ей с двумя детьми досталась двухкомнатная малогабаритка. Вскоре у Раисы Онаньевны умер муж – колхозный тракторист. На работе он пил в меру, зато дома любил с горилкой побалакаты, а там и жену уму-разуму поучить – с кулаками для лучшего запоминания.

Дочь предложила продать дом и переехать в город. За детьми присмотр нужен, а мать весь день на работе. Да и с деньгами туго. Попробуй обуть, одеть двоих, да еще оплатить садик и школьные поборы. Знала Раиса, что тяжело придется, но куда деваться? Хату удачно продала и к дочери в комнату поселилась.

Восемь лет как год пролетели. Утром и днем за детьми присматривала, нянчила, кормила, а вечером на кухне жарила семечки и продавала у магазина. Деньги-то за дом давно кончились.

Внуки выросли. Когда пришло время разместить их в разные комнаты бабка, как водится, стала мешать. Особенно, когда семья к вечеру собиралась. Все чаще ворчала недовольная дочь: и денег за дом выручила мало, и закоптила кухню семечками, а толку от них – с гулькин нос. Только перед людьми нас позоришь.

Но от семечных денег ни разу не отказалась.

Время от времени, когда у внука допоздна засиживались друзья, Онаньевна до ночи торговала у магазина, а потом стелила постель на кухне. Вставала рано, чтобы никому не мешать и успеть приготовить завтрак молодежи. Хуже, когда к дочери приходили мужчины. Тогда доводилось спать в ванной.

Казалось, что судьба Онаньевны давно решена и ее удел – скорее уйти и не быть обузой родне. Но козырь из рукава судьбы всегда выпадает неожиданно.

В тот вечер Раиса как обычно торговала семечками. Рядом новая товарка слушала ее невеселый рассказ.

– Вы можете изменить свою жизнь, – внезапно включилась в разговор знакомая покупательница. – Люблю ваши семечки. За день на работе так накрутишься, столько нервов загубишь, что дома минут пятнадцать в себя прихожу: семечки щелкаю – и только потом окунаюсь в домашние дела.

Впрочем, это не важно. Хотите, познакомлю с дедушкой, моим соседом? Живет один в двухкомнатной квартире. Замечательный человек. Но плохо ходит. Как у нас говорят, на ноги упал. Уход за ним нужен.