Честно говоря, именно на последнее я очень надеялся – незнакомая территория могла преподнести весьма неприятные сюрпризы, но решил, что просить об этом – перебор. Васька и так сделал то, о чем я и не мечтал, так что сам, все сам.
– Не, справлюсь, просто поинтересовался. Еще раз спасибо!
Васька на мгновение замер, вглядываясь в меня, взгляд метнулся, он кому-то кивнул и торопливо протараторил:
– Все, Стёп. Давай! Я побежал.
– На связи, – бросил я потухшему экрану и замер, переваривая новость.
Однако сегодня был явно необычный день – одинокий затворник внезапно стал популярен, телефон требовательно загудел в руке. Ну, кто еще? Наташка?!
– Привет! – бывшая смотрелась как законченная инстаграмщица – тщательный макияж, небрежно наброшенный дорогущий шелк халатика, переливающийся закатом фон – точно где-то на островах.
– Здорово! Не ожидал. Какими судьбами? – иронично поинтересовался, тщательно скрывая неожиданное удовольствие от ее звонка.
– Ты как? Смотрю, опять дома сидишь. У вас что, уже вечер? Темно как-то.
– Типа да. Вечер. Но темно, потому что занавески с утра не открывал, а теперь уже поздно – чего зря старую ткань мучить?
– Хотя бы для того, чтобы тебя видеть. Сидишь, как сыч, в темноте. Похудел. У тебя еда-то есть? Хочешь, я тебе доставку на дом закажу?
– Спасибо, Наташ. Я, может, и псих, но с головой все в порядке, и телефон у меня не отобрали, как видишь, доставку сам заказать могу, – я хитро прищурился. – Потом, худеть же модно и полезно! Ты чего, диверсию под мой новый облик подводишь? Конкурентов изничтожаешь? Ты сама-то что в последний раз ела? Пятнадцать граммов лечебного йогурта на завтрак?
– Прекрати! Я о тебе забочусь! – она сменила позу, поводила пальцем рядом с камерой – вероятно, рассматривала себя на экране смартфона, и тут же без всякого перехода выдала: – Что, сильно похудела?
– Да кошмар! – притворно ужаснулся я.
Наташка нахмурилась, не зная, как реагировать – то ли обидеться, то ли обрадоваться, дернула красивыми губами и решила сменить тему, продолжая играть роль заботливой мамы:
– Совсем не изменился, ничего прямо сказать не можешь! – и без паузы продолжила: – Чего врачи говорят? Есть улучшения?
– Врачи в сомнениях. С одной стороны, у пациента глюки, депрессия – это они так считают, подавленное состояние, дезориентация, с другой – я вменяем, помню их имена и охотно говорю всякие гадости, что, очевидно, абсолютно нормальное поведение – заметь, по их мнению – для человека. Более того, нахватался заумных слов и порчу ясную клиническую картину. Они меня не любят.
– Так диагноз, что, не подтвердили еще?
– Ага, – довольно кивнул я. – Инвалидности мне не видать, а вот ограничений навалили кучу. На учет поставили, права аннулировали, на охоту не пускают, в полицию и армию не берут, даже продать машину – проблема. Одна радость – укокошить кого-нибудь. Я же псих! Что с меня возьмешь?!
– Если бы не видела, как это начиналось, сказала бы, что ни фига ты не изменился. Балабол и пустомеля.
– Хорошо, что ты вовремя от меня избавилась! Представляешь, ходит по квартире натуральный псих, посматривает искоса и эдак задумчиво спрашивает: «Как думаешь, кого укокошить для начала?»
– Дурак! – неожиданно выдала бывшая, изображение смазалось, что-то на той стороне упало, и звонок прервался.
Я почувствовал запоздалое сожаление – вечно меня несет. Ведь был же рад ее видеть, хотелось узнать, как она, где, что нового? Вместо этого сплошное ерничанье.
С досадой бросил телефон на стол и поднялся – пятнадцать капель моего йогурта – это двадцать – тридцать пельменей, но они себя сами не накапают, их еще варить надо.