– Ну, раз уж тебе по-другому не докажешь…

С этими словами Катя встала и, сердито нахмурив брови, пошла домой. Мальчик её сегодня окончательно выбесил. С другой стороны, она не могла не признать, что Дима был весьма мил, когда спорил. Раскрасневшиеся щёки, немного нахмуренные брови, активная, правда ни к чему не нужная, жестикуляция… В его голубых глазах прямо-таки вспыхивал какой-то огонёк ярости. Особенно Кате нравился его голос во время спора. Он был такой непривычно-агрессивный, грубоватый, жёсткий и возбуждал в девушке необычные для неё желания.

Дима резко встал, бросил взгляд в сторону удаляющейся Кати, пару раз ударил скамейку ногой, и тихонько завыл:

– Каааатяя…

Он не ожидал, что девушка услышит, но она обернулась.

– Что?

– Ээ, нет, ничего. Доброй ночи, – смутился Дима.

– Угу, медовых снов, – усмехнулась Катя, и растворилась во тьме.

Дима сел, поставив локти на ноги, ближе к коленям и уперевшись ладонями в виски. Так сидел он в свете восходившего всё выше и выше, прямо под звёздный купол, месяца, держась руками за голову и трепля волосы. Он, как настоящий романтик, любил сидеть под луной на скамейке, мечтая в одиночестве. Ночь будто давала ему свободу мысли, будто разрешала думать о запретном, давала волю и возможность пререкаться с философами, литераторами и божьими заповедями. Здесь, на скамейке под луной ему никто не мешал обдумывать свою жизнь, оправдывать Раскольникова, понимать поступки Лолиты, вникать в душу Мастера. Как в нём сочеталась реалистическая натура с хрупкой душой романтика – было непонятно. Ещё больше было непонятно, как в нём сочеталась логика технаря с гуманитарными мыслями.

– Димусик! Чего же ты грустишь, мальчик мой? Тебе надоела эта Катя? Да? Эта глупая златовласка? – пролепетала Ира, вновь откуда-то взявшаяся, ласково-слащавым голосом – Вот ведь, Барби недоделанная! Хочешь, я тебя утешу, солнышко? Пошли на дискотеку?

Она уже целый час гуляла в окрестностях и ждала, когда уйдёт Катя, чтобы обнять Диму. Она постоянно, как дикая кошка, выслеживала, когда добыча останется одна, чтобы заключить её в свои цепкие объятия. Но Ирина жертва каждый раз брыкалась, толкалась, злилась и ни в какую не давалась. Вот и сейчас, как только она подсела к мальчику, тут же обвив его сильные плечи своими руками, он оттолкнул её со словами:

– Отвяжись, рыжая ведьма!

– Это из-за Кати? – плаксивым голосом спросила Ира – Ты меня так ненавидишь из-за Кати? Это ведь она тебе мозги своей чепухой ежедневно пудрит. Я не понимаю тебя. Чем я хуже?

Дима смутился, встал и на прощанье сказал ей:

– Ну, нет! Нет же! Ты мне просто не нравишься! А эта упорность, с которой ты ко мне лезешь, делает тебя ещё невыносимее в моих глазах. Кроме того, с тобой не о чем поговорить, и одеваешься ты как… девушка лёгкого поведения. Я, возможно, скажу тебе банальность, но мне нужна девушка на всю жизнь, а не на пару летних ночей. А ты – вовсе не та, кто будет рядом и в радости, и в горе. Перестань отравлять мне лето! – мальчик резко развернулся и зашагал во тьму.

У девушки в глазах стояли слёзы. Она быстро вытерла их внешней частью указательного пальца, и сердито вздула ноздри:

– Ты бы сначала попробовал поговорить со мной, придурок! А Катя что? Ты думаешь, она такой ангел?

Ира произнесла ещё пару непечатных слов и быстро удалилась в ночь.

«Проклятая Катька! Всё из-за тебя! Ладно, посмотрим кто из нас лучше! Увидим, ещё как увидим, кому из нас достанется этот неразумный самородок. Быть может, завтра мне повезёт…» – думала она. Гнев переполнял её сердце, щёки и уши пылали. По дороге домой Ира пару раз ударила стволы деревьев, но, чувствуя свою беспомощность, разрыдалась. Весь мир казался ей не справедливым.