Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, а ноги вообще как будто отказали. Съехав по двери на пол, Аня долго еще сидела так, со страхом прислушиваясь к шуму в подъезде, ожидая толчков и пинков в дверь. Но сосед затих. Постепенно и Аня успокоилась, нервная дрожь прошла. Однако теперь Аню начало беспокоить другое – запястье правой руки пронзало болью, и оно начало заметно опухать.

Немного облегчило боль долгое держание руки под струей холодной воды, однако Аня понимала, что лучше всего обратиться к врачу, что в ее ситуации было затруднительно. За дверью мог поджидать урод-сосед, и нужно было ждать приезда Калинина. Он мог подъехать в любую минуту – хоть прямо сейчас, хоть поздно вечером после работы. Поэтому осталось только терпеливо ждать – позвонить и попросить о скором приезде Ане казалось сверхнаглостью.

К счастью, ее ангел-хранитель приехал довольно скоро – не прошло и двух часов. Его шаги она услышала издалека, еще в самом начале коридора, твердые, уверенные, такой же был и стук в дверь – короткий, сильный.

– Это что? – он сразу заметил, как она осторожно и бережно поддерживает одну руку другой, как болезненно морщится при каждом движении.

Пришлось Ане вкратце поведать историю своей недавной схватки и, честно ответив на его профессионально-поставленные вопросы, признаться, что домогания соседа случились сегодня не в первый раз.

– Сосед-алкаш, значит? За этой стенкой? – ткнув пальцем в сторону соседской квартиры, Калинин быстро вышел из квартиры, и, не успела Аня понять его намерений, как он уже долбился к алкашу.

Долго долбился. Безуспешно.

– Ладно, собирайся, – вернувшись в квартиру Ани, скомандовал майор, – отвезу тебя в травмпункт, а потом подумаем, куда тебя определить. Здесь ты не останешься.

Отдав ей короткий «приказ» собрать необходимые вещи («за остальными приедешь потом»), опер вроде бы про нее забыл. Отошел к окну, отвечая на телефонные звонки, и хмурился, разглядывая темный двор. А она даже не посмела спросить, куда он собирается ее «переселить», понятно же – в очередное «общежитие». Кажется, куда бы он ее не отвез, она не стала бы возражать. Его спокойный, уверенный голос вселял надежду на то, что все будет хорошо, и лишние вопросы отпадали сами собой. Стараясь поменьше двигать поврежденной рукой, и украдкой бросая взгляды на майора, стоявшего к ней спиной, Аня принялась собираться. Впрочем, вещей у нее было совсем немного – одежда не занимала и половины узкого шкафа и уместилась в потрепанной спортивной сумке, туда же легли и учебники с тетрадями, представлявшими основную ценность ее вещей.

В травмпункте, сделав рентген, врач объявил о том, что у Ани вывих запястья. К этому моменту отечность увеличилась, и даже малейшее шевеление пальцами давалось с трудом, вызывая острую боль. Под местным обезболиванием косточки в запястье вправили, после чего наложили на поврежденную область гипс. Калинин все это время внимательно наблюдал за всем происходящим, и от мысли о такой заботе в душе у Ани бушевала гамма чувств – от легкого стыда за беспокойство, доставленное этому человеку, до буйной радости от того, что предмет ее восхищения рядом с ней и ее судьба ему не безразлична. Присутствие майора придавало силы, и девушка изо всех сил храбрилась, ни издав ни звука во время всех малоприятных процедур, проводимых с ее многострадальной рукой. Врач, похоже, с Калининым был знаком, называл его по имени-отчеству и старался быть более обходителен с пациенткой. Наконец, все манипуляции были окончены и ей позволили покинуть кабинет, опер же задержался еще на пару минут.