Овдовев, Доферти ощутил болезненное одиночество. В браке с Бертой он жил увлекательной жизнью: бизнес, клубы, охота и прочие развлечения. Смерть Берты осиротила его: мигом пропал интерес к бизнесу, клубам, охоте… Мысли крутились вокруг одинокой старости и бесцельности существования. Генрих долго и безрезультатно лечился в дорогих клиниках от депрессии и мечтал лишь о смерти. Так продолжалось до тех пор, пока он не встретил Сесиль. Его сиделка не выдержала капризов Генри и отказалась от пациента. Доктор нашел жизнерадостную Сесиль, переманил ее у зловредной старухи, подумав: «Если эта девушка ладит с несносной ведьмой, то и Доферти она угодит».

Так Сесиль появилась в жизни Генри. Она быстро вернула Доферти к жизни. Более того, он влюбился в свою спасительницу, юную смешливую красавицу. Сесиль же любила и холила Генри, как мать своего ребенка. Вскоре они поженились.

Одиночество покинуло Генриха, а вот мысли об отсутствии наследника и бесцельности существования нет. Поэтому Сесиль не составило труда уговорить мужа взять на воспитание ребенка. Вот что привело их в монастырь кармелиток.

Супругов проводили в кабинет монахини, исполняющей обязанности опекуна вверенных монастырю сирот. Сестра Мария вопреки ожиданиям Сесиль оказалась вовсе не напыщенной ханжой, а милой улыбчивой женщиной. Однако встретила она чету Доферти не слишком приятными вопросами.

– Как давно вы приняли решение усыновить ребенка? – спросила она, рассматривая бумаги, дающие право на усыновление.

Генрих собрался ответить, но Сесиль опередила его.

– Как только решили, так сразу же и принялись оформлять документы, – защебетала она. – Видите ли, мы и года еще не женаты…

Монахиня удивленно подняла брови.

– И вам удалось получить разрешение?

– Это из-за возраста Генри. Комиссия пришла к выводу, что мой муж имеет право на исключение. Посудите сами: о каких испытательных сроках может идти речь, когда человеку шестьдесят лет.

– Шестьдесят лет! – ужаснулась сестра Мария. – Мистер Доферти, вы уверены в прочности вашего брака? И простите меня за бестактность, но я вынуждена задать и такой вопрос: вы не подумали о том, что усыновленный ребенок в любой момент может вновь стать сиротой?

Сесиль вспыхнула, но Генрих и бровью не повел.

– Вам ли не знать, что все в руках Господа? – с достоинством ответил он вопросом на вопрос.

– Это так, – сдержанно кивнула монахиня.

– К несчастью, бывает, что и родители переживают своих детей, – уверенно продолжил Доферти. – Я бодр и здоров. Комиссия это учла. К тому же я богат. Мой будущий ребенок единственный наследник. Думаю, комиссия учла и это. Моя супруга из очень уважаемой семьи, в которой культ детей. Она восьмой ребенок. Наверняка комиссия учла и это, – с любезным поклоном заключил он.

Сестра Мария улыбнулась.

– Мне приятно об этом знать, но, простите, теперь я обязана задать вопрос миссис Доферти, – уже мягче произнесла она. – Миссис Доферти, вы молоды и, согласно документам, способны иметь своих детей. Как это отразится на усыновленном ребенке?

Сесиль растерялась и беспомощно посмотрела на мужа.

– Там же написано, что Генри не может иметь детей, – едва слышно пролепетала она. – Откуда же возьмутся дети у меня?

«Она сама еще ребенок, – внутренне подосадовала сестра Мария. – Ах, эти члены комиссии. Они готовы войти в чье угодно положение, но только не в положение несчастных крошек. С тех пор как в опекунский совет и комиссию по усыновлению ввели простых обывателей, началось это безобразие. Когда решение принимали только профессионалы, к вопросу усыновления подходили гораздо строже. Во всяком случае, никто бы не доверил ребенка старику и девчонке. Он, видите ли, богат. Но разве деньги могут заменить малышке семью, любящих отца и мать?»