На помойке старая одежда обычно лежит отдельно, в пакетах, не нужно залезать в контейнер, как это приходится делать собирателям бутылок, макулатуры и мелкого металлолома. Однако чаще всё достаётся дворникам.

Так получается, что летом обычно выкидывают зимнюю одежду. Но в России зима длинная, с зимним расстаются неохотно. А лето короткое, времени для поисков экспонатов мало. Поэтому пенсионерке летом практически ничего не доставалось. Но иногда всё-таки выбрасывают:

Зимой выкидывают летнее. Зима длинная, есть время перебирать старую одежду, наконец-то избавиться от того, что уже точно никогда не станешь носить. Зимой на помойке много летней одежды. Однако искать труднее, пакеты засыпает снегом, они вмерзают в лёд. Тёмными морозными утрами, чтобы не видели соседи, выбрасывают:

Близких подруг у Беллы Ивановны никогда не было, бедность развела её со всеми старыми знакомыми, но под старость она подружилась со старушкой из соседнего подъезда, когда-то начальником отдела кадров небольшого завода. Иногда гуляли, покупали по очереди в ларьке книги о здоровом образе жизни. Заряжали воду – ставили стаканчики на заговорённые портреты, вырезанные из тайных журналов. Помогает, ещё как помогает. Но потом в квартире совсем исчезло место для гостей – всё было забито одеждой с улицы. Да и сама подруга уже не очень радовалась такому знакомству. Перестала здороваться и взяла себе в новые подруги старушку из дома напротив.

И снова коллекционерше звонили неприятные личности, что-то требовали. Это опять появились те самые, сумеречные тени из прошлой жизни. Один раз подожгли дверь квартиры, но, правда, тут же сами и потушили.

У Беллы Ивановны была кошка, она всю жизнь сидела дома, на улицу не выходила, поэтому умерла в двадцать шесть лет своей смертью от глубокой старости. Новую брать Белла не хотела – представляла, что будет с кошкой, когда хозяйка умрёт первой, жалела животное. Но вот как-то под дверь подкинули котёнка, и старушка не смогла не впустить. Котёнок вырос в небольшую кошечку.

Сил становилось всё меньше, но всё больше одежды приносила она с улицы. Чем ближе к концу, чем безнадёжнее рушится мир вокруг, тем сильнее хочется собрать его заново.

В детстве подбирают лоскутки и щепочки из огромного окружающего пространства – мир ещё чужой, нужно его завоевать, устроить по-своему. Соберёшь полную серию кукольных карточек, конфетные фантики всех возможных цветов – и вот они уже не разбросаны по магазинам, а лежат в маленькой секретной коробочке; вроде, создал нечто целое – часть мира твоя. Нужно переболеть этим в начале жизни, получить профилактическую прививку, потом болезнь может и не вернуться, останутся только настоящие взрослые занятия. Семья, работа, здоровый отдых.

Картина искажается за счет коммерческих коллекционеров; они понимают, что собирание предметов – дело выгодное, можно зарабатывать. Но синдром Линнея – это не про них. Имеет место ложный синдром Линнея, причём его начальная стадия – коллекционирование. Никому в здравом уме не придёт в голову для извлечения выгоды имитировать продвинутые стадии заболевания – составлять списки, или хуже того, что-нибудь классифицировать, теряя драгоценное время, которое можно выгодно использовать для ясного и понятного – присвоения чужого имущества по общепринятым правилам.

К старости коллекционирование опять приобретает магический смысл. Вот я создал свой мир: пускай умру, всё равно созданная мною вселенная останется – в ней нет разницы между моей жизнью и моей смертью, здесь мои законы, пошли все вон. Но это, конечно, самообман, точно так же целое никогда не есть сумма частей.