Старуха пристально смотрела на Ивана и молчала. Наконец, он хрипло поздоровался с ней и попросил попить воды.

– Что ж, зайди попей, – предложила колдунья. – Только не за этим ты сюда шел через поле.

– Не за этим, – вконец перепугавшись, согласился Иван.

– Старая я стала, – сказала старуха. – Хорошо, что ты пришел. Ты тот человек, который мне нужен. Долго я искала такого. Тебя ждала. – Она вошла в сени, зачерпнула ковшиком воды из ведра и протянула его Ивану. – На, пей. Остынь немного. Сила тебе понадобится, и я дам ее тебе.

Иван взял ковшик, посмотрел на воду, увидел отражение собственного испуганного лица и попытался взять себя в руки. Свободной рукой он залез в карман, нащупал там коробку с иголками, достал одну и воткнул ее над порогом в дверной косяк. После этого Иван протянул колдунье ковшик с водой и сказал:

– Эту воду я пить не буду. А зачем я пришел, ты сейчас узнаешь.

– Дурак ты, дурак, – хрипло рассмеялась колдунья. – Я знала об этом, когда тебя еще и на свете не было.

Сказав это, она ушла в дом, а Иван, швырнув ковшик на землю, бросился за угол к окнам. Он сделал это вовремя, потому что старуха уже смахнула с одного подоконника горшки с цветами и попыталась открыть окно. Иван успел воткнуть иглу в наличник, и эта первая маленькая победа придала ему сил и уверенности. Иван даже засмеялся от удовольствия и, уже не торопясь, повтыкал иглы в наличники над остальными окнами. После этого он посмотрел в дом сквозь стекло и увидел, как колдунья выбежала из горницы в сени.

Иван знал, где у старухи хранится лестница. Сбегав за угол, он подставил лестницу к стене дома, забрался наверх и воткнул иглу над чердачной дверцей. Затем он распахнул дверцу и увидел колдунью. Она стояла в двух метрах от него и горящими глазами смотрела на Ивана с такой ненавистью, что Иван чуть не упал вместе с лестницей вниз.

– Не нравится?! – выдержав тяжелый взгляд, спросил он. – Погоди, это только начало.

– Хорошо начал, – ответила старуха, – смотри, как бы плохо не кончил.

– Не бойся, – закрывая чердак, ответил Иван, – сделаю все как надо.

После этого он забрался на крышу, накрыл печную трубу дощечкой, а в дощечку воткнул иглу.

– Вот теперь все в полном порядке, – сказал Иван. – Теперь и поговорим. – Он еще раз окинул деревню взглядом и, убедившись, что на раскисшей дороге никого нет, спустился с крыши.

Дождь полил еще сильнее. Тучи так плотно закрывали небо, что казалось, будто наступил вечер. Облетевшие, промокшие деревья раскачивались словно живые и тянули свои тонкие черные пальцы к небу, моля его о передышке.

Иван бросил лестницу под стену дома и вернулся к порогу. Дверь была открыта. В сенях, у лавки с ведрами, стояла колдунья, будто ожидая Ивана. Едва он появился, она схватила с лавки эмалированную кружку с водой и изо всей силы выплеснула в раскрытую дверь. Иван легко увернулся от воды, рассмеялся и спокойно произнес:

– Все, бабка, ничего тебе больше не поможет. Пришел твой конец. Я буду тебе и судьей, и палачом. Иди в дом, может, успеешь помолиться.

– Не делай этого, Иван, – ответила старуха. – Я старая, мне все равно помирать, а тебе я хочу сказать: не бери грех на душу, не твое это дело – человека смертью наказывать.

– Гадину раздавить – это не грех, – ответил Иван. – А ты иди, иди покайся. Может, скостит тебе Господь годик-другой.

– Как знаешь, Иван, – ответила колдунья. – Я тебя предупредила.

Иван достал из рюкзака охотничью двустволку, присоединил приклад и вогнал в оба ствола патроны с картечью. Едва он взвел курок, как старуха бросилась в горницу и закрыла за собой дверь. Иван вошел в сени и на всякий случай воткнул еще одну иглу в притолоку над входом в горницу. Затем он нашел топор, сунул его в щель между дверью и косяком и со всей силы нажал. Задвижка оказалась слабой, шурупы сразу повылетали из старого, трухлявого дерева, и дверь распахнулась. И увидел Иван, как по горнице мечется не старуха, а большая черная кошка с зелеными горящими глазами. Кошка бросалась от подоконника к подоконнику, сбрасывая на пол цветочные горшки, какие-то коробочки, клубки шерсти и старые открытки. Она с ненавистью смотрела на Ивана, не выпуская его из виду ни на секунду.