Из-за нехватки кислорода голова потяжелела, налилась свинцом. Чудилось, что глаза вот-вот вылезут из орбит. Во рту пробежала сухость, она инстинктивно открывала его и пыталась жадно глотнуть воздух. В руках Дилана она была подобно выброшенной из моря рыбешке.

– Кажется, ты забыла, кто во всем виноват, Ронан, – тихо проговорил Дилан, пока его ровный голос продолжал наносить удары. – В том, что моя карьера продолжает висеть в воздухе, виновата ты. Так что, милая подружка, будь душкой: приложи силы, чтобы забытого Дилана вспомнили в Штатах. Верни мне известное имя, Ронан. И тогда, может быть, я открою тебе свое сердце, потому что любовь нужно заслужить.

Наконец отпустив ее, парень отошел. Ева знала, что он ничего не почувствовал, когда она истошно закашляла, схватившись за шею. Знала, что он не обернулся и не взглянул на нее хотя бы с долей сожаления за содеянное.

Она прекрасно знала, что он не чувствовал и грамма любви.

Однако Ева тупо пялилась в пол, боясь поднять взгляд и убедиться в этом. Дилан был прав: она сама себе навязала надежду.

Не он.

Быстрым шагом забытый актер схватил с дивана свои сигареты и вышел из дома.

– Даже не попрощался…

Ронан провела руками по волосам. В ладонях осталась копна выдранных платиновых локонов.

Ева из прошлого в тот вечер считала себя ничтожеством. Если честно, я считаю так же.

На улице шел промозглый дождь, сопровождавшийся сильным ветром. Ева по пояс стояла в озере – дрожала, не в силах усмирить холод.

Погода не мешала съемочной группе. О модели, как исполнителе, никто и не думал.

Хочешь того или нет, но современные стандарты красоты делают из нас кукол. Порой я задумываюсь: заказчики, стилисты, визажисты, фотографы, операторы и многие другие – они хоть когда-то принимали нас за людей? И речь вовсе не о физическом воздействии. Поверьте, ничто не сравнится с моральным давлением. Будучи окруженным чрезмерно уникальными и по-своему красивыми людьми, ты вынужден идти на уступки и порой даже через себя, лишь бы закрепить свое имя в индустрии.

Общественное давление меркнет перед твоим собственным. Только ты наделен властью уничтожить себя.

В тот судьбоносный день Еве было плохо. Чрезмерно чувствительное тело содрогалось от столкновения с прохладными каплями. Они медленно расползались по коже, оставляя после себя уродливые ожоги.

– Ева, соберись!

– Так я и без того собрана.

– Ты дрожишь.

Девочка и бровью не повела, но губу все же прикусила. А как можно не дрожать, стоя в ледяной воде? будучи не до конца окрепшей после простуды?

– Я… я… – до боли переплела пальцы она. Выдать хоть что-то не удалось.

«Интересно, заметили бы они, будь на моем месте кто-то другой?» – поразмыслила она, утыкаясь в стену непонимания.

Обида, широким комом подкатывая к горлу, забаррикадировала путь к легким. Ее и без того перепуганные глаза принялись выискивать в толпе маму. Она должна была ее спасти, уберечь от множества глаз; взять свою единственную дочь за руку, вывести из лабиринта озлобленных людей.

Очи непрерывно всматривались, перепрыгивали с одного незнакомого лица на другое, пока сердце ныло от абсолютной беспомощности. Подсознание без устали шептало: ее здесь нет, твои попытки тщетны.

Ева была убеждена, что подсознание в силах породить правду, даже когда та скрыта за ширмой. Этот день не стал исключением: мамы рядом не оказалось.

– Я замерзла! – взвыла девочка, подавляя обиду на самого родного человека.

Еще один немаловажный момент: никому не интересны твои слезы. Особенно на работе, требующей солдатской стойкости. Обычно за подобное нытье мысленно списывают баллы, однако…