– Надо было арестовать зачинщиков! – с досадой бросил губернатор.

Полицмейстер взволнованно потеребил усы, не зная как ответить, но догадавшись, что молчанием ставит себя еще в более неловкое положение, махнул на все рукой и откровенно признался:

– Боязно стало. Они бы меня разорвали.

Губернатор поджал губы и недовольно посмотрел на Попова, однако ему стало приятно оттого, что тот не мудрствуя лукаво смог признаться в своей слабости. Повернувшись к полковнику Романову, он уже более спокойным тоном проговорил:

– Сергей Александрович, в Петербурге выразили неудовольствие нашей инертностью. Я получил шифрованную телеграмму от самого министра внутренних дел, князя Светополк-Мирского… – вынув из стола лист бумаги с текстом телеграммы, губернатор прочитал: – В случае повторения подобных попыток принимать самые энергичные меры к недопущению беспорядков.

– Я знаком с текстом телеграммы, – кивнул начальник жандармского управления.

– Тем лучше, – пряча листок в стол, сказал губернатор. – Что вы намерены предпринять?

Полковник Романов принял сосредоточенный вид, секунду помедлил, потом сказал:

– По моим сведениям, в готовящейся демонстрации собираются принять участие около семи-восьми сотен рабочих и студентов. Многие будут вооружены револьверами. Поэтому без помощи казаков, как мне кажется, полиции не справиться.

– Безусловно, безусловно… – торопливо поддакнул Попов. – Сил полиции явно будет недостаточно.

– Хорошо, я распоряжусь, – произнес губернатор и шевельнул рукой. – Продолжайте, Сергей Александрович.

– Для того чтобы демонстрация не была столь многолюдной, предлагаю блокировать все наиболее крупные типографии и мастерские, заперев в них рабочих, которые представляют для нас наибольшую опасность, будучи главными носителями революционных настроений.

Губернатор повернулся к Попову:

– Вы слышите?

– Конечно, ваше превосходительство, – заверил полицмейстер. – Сразу после начала рабочего дня выставлю оцепление из нижних чинов полиции. Муха не пролетит!

– Полагаю также необходимым направить усиленные наряды полиции на Почтамтскую и прилегающие к ней улицы и переулки, – закончил полковник Романов.

– Разумно, – одобрил губернатор, но тут же досадливо спросил: – Вам не кажется, Сергей Александрович, что пора положить конец распространению прокламаций? Весь город ими запружен. Куда ни глянешь, везде эти гнусные листки!

– Действительно, – угодливо глядя на губернатора, подтвердил Попов. – Городовые уже замаялись соскабливать их с заборов. Каждое утро только этим и занимаются.

Начальник жандармского управления покосился на Попова, который хотел еще что-то добавить к своей реплике, но, поймав этот взгляд, прикусил язык.

– Установить местонахождение подпольных типографий пока не удается, – коротко ответил Романов и выразительно взглянул на напольные часы, стоящие в углу кабинета.

Губернатор потер виски:

– Как у нас все плохо… Когда же мы будем спокойно спать? Когда же народ утихомирится?

Романов вздохнул:

– У нас еще, ваше превосходительство, довольно сносно. За Уралом вообще черт знает что творится. В Москве бастуют десятки тысяч фабрично-заводских рабочих. В Риге только залпами удалось рассеять многотысячную толпу бунтовщиков. В Варшаве всеобщая политическая забастовка. То же самое в Лодзи… Не знаю, справимся ли с японцем. В армии после сдачи Порт-Артура упаднические настроения, а тут, как назло, эти беспорядки…

– Бог с ними со всеми, – слабо взмахнул рукой губернатор. – С нас спросят за нашу губернию…

Видя, что губернатор снова впадает в прострацию, полковник Романов поднялся и звякнул шпорами.