Часовую стрелку Коровьев направил на солнце. Прямая, напополам проходящая из вершины угла между этой стрелкой и тринадцатью часов, должна указывать направление юг, что не соответствовало сбившемуся компасу. Такое аномальное явление не поддавалась его пониманию. И он остановился.

Ему даже показалось, что он испугался. Ногтем указательного пальца он постучал по стекляшке, но компас не показывал север. Тут же Коровьев отбросил от себя испуг, зажмурившись и помотав головой. В нем теплилась надежда, что, пройдя вдобавок путь, он испытает компас на указание правильного направления.

Шаг прекратился, когда перед Коровьевым зашевелился угольный клубок. Сверкнули золотистые бусинки на маленькой головке, вытягивающейся из чешуйчатого хребта с зигзагообразным рисунком. Коровьев решил спокойно выжидать. Шея змеи потянулась вверх, и за головкой засветились солнечные пятна. Коровьев надумывал обойти ее, угрожающе выпустился узкий раздвоенный язык, приводящее в дрожь шипение остановило его. Ступней он забушевал траву, и змея уползла, как можно шире Коровьев стал обходить место пересечения со змеей.

Сдавливание в животе зазывало его в туалет. Он приметил дерево с кустом, за который можно присесть, чтобы не побеспокоили зверьки. Вместе с винтовкой поставил рюкзак у дерева и, готовый к туалету, он сел в кусты.

Хотя силы изнурились, Коровьев стойко сидел на корточках и смотрел, не появится ли здесь какое-либо животное. Когда он закончил, накрыл то место, где натоптал, ветками с листьями, закинул рюкзак за спину и побрел дальше. Солнце еще стояло в зените.

Вновь Коровьев решил проверить часы-компас. Стрелки секунд, минут, часов встали на месте. Компасная стрелка продолжала дергаться у «востока». С досадой Коровьев убрал их. Видимо, он находился в каком-то магнитном месте, где часы с компасом не могли выполнять свои функции.

И он, утомленный от длинной дороги и неработающих часов с компасом, передвигался по этой дороге колючих кустов и сорняковых растений. Хотя его часы встали на месте, время двигалось, и день склонялся к завершению.

Когда следовало совершить уже привал, Коровьев ходил и смотрел, где лучше устроить ночлег. Там, где росла трава по колено, было предпочтительнее остаться на ночь. Но рядом с травой расплодились ямки. Он выбирал место с малым скоплением деревьев, которые могут стать причиной пожара или при сильном ветре упасть на него. Наконец ему попалась опушка, густо заселенная кустарником.

Топором Коровьев убрал дерн. Очищенную площадку он обложил подобранными в темнеющей местности булыжниками. Он положил на песок еловые ветки, а поверх их – березовые бревна. Укладывал бревна так, чтобы бревна, которые были тоньше других, располагались со стороны будущей постели. Для растопки он подбрасывал сухую сосновую хвою, временами добавлял хвороста.

Он достал из рюкзака тоненькую книжку со старой обложкой. Пожалуй, это было какое-то прозаическое собрание, раз на обложке позолоченными буквами рисовалось выражение: «Гатчинский призрак». Вырвав из книжки несколько страничек, он отложил ее. Вырванные страницы он немного смял и положил между бревнами, между тонкими и теми, что были, примерно, наполовину толще. Вытащил из кармана куртки спички и поджег скомканные листки. Дрова начали полыхать, и он устроился греться.

Для приготовления ужина требовались кастрюлька, тренога и ворон, за которыми Коровьев полез в рюкзак, отчего в нем все предметы поменялись местами. Отщипанную и разделанную птицу он поместил в кипящую воду. Он развел еще костер, чтобы сделать навар. Насыпал в котелок порошка цикория.