– Тебя как зовут?

– Ира.

– Тебя, Ира, не учили, что нечего по ночам шарохаться?

– Я не шарохаюсь, я гуляю. И еще не ночь.

– Для тебя – ночь.

– Чё это вдруг?

Теперь в глазах подростка появляется легкая обида. Мужчина трет лицо руками, потом складывает их на коленях.

– Ира-Ирочка-Ирида. Знаешь, что означает? – в интонации впервые появляется мягкость.

– Я Ирина, вообще-то.

– Ну пусть будет Ирина. А знаешь, что Ирида означает?

– Ирада?

– Какая, на хрен, Ирада? Ирида.

Девочка шмыгает носом и отрицательно вертит головой.

– Радуга. А что за радуга ночью? Гуляй, когда солнце появится. А еще лучше под дождем.

Ира молчит, качаясь с пятки на носок. Мужчина тянется к книге, открывает, начинает листать, хмурится, бормочет что-то под нос, снова откладывает, выжидательно глядит на девочку. Та отворачивается, пинает ногой кучу мусора.

– О, пинг-понг!

Теперь в руках у неё облезлая ракетка для настольного тенниса. Ира поднимает с земли камушек и начинает набивать его – невысоко, осторожно.

– А чё вы читаете? – не отрываясь от игры, спрашивает девочка.

– Истории страшные.

В голосе человека холод и грусть. Морщины на лбу становятся еще глубже.

– Ой, а расскажите. Я люблю.

Немного помолчав, мужчина приглаживает редкие волосы, жует нижнюю губу. Устало выдыхает.

– Хорошо. Про пиковую даму тогда.

– Давайте!

– Собрались как-то, значит, три подружки вечером в подъезде на третьем этаже. И решили вызвать пиковую даму. Достали зеркальце дешевое, начертили ступеньки маминой помадой. Вроде и страшно, а весело. Смеются, друг друга в бок тычут. И тут дверь заскрипела, вышла оттуда соседка противная и начала орать. Чтобы в свой подъезд валили, и вообще сейчас милиция приедет. Ну, девочки вскочили и убежали. Забыли потом, конечно, всё. Не через день-два, а попозже. Через год, может. А потом школа закончилась, все в училище пошли, кроме одной. Та забеременела. Пожила пару лет с дураком каким-то. А потом и он пропал. Куда именно, этого уже я не знаю. Дальше не интересно – работа в ларьке ночном, ссоры с соседями, склоки с дочкой. Постарела, потемнела, в платок кутаться начала. Вечером телевизор включит и сидит. Особо и не разбирает, что идет, лишь бы шумело. И вот слышит как-то, что смеются в подъезде. И такая злость откуда-то накатила, что выскочила мигом и давай орать на детей.

Мужчина берет в руки книгу, давая понять, что рассказ окончен. Камешек падает на землю. За ним летит ракетка.

– А где тут страшное? – фыркнув, спрашивает Ира.

– Да везде. Тебе какое страшное надо?

– Покойники, там, всякие.

– Покойники в любой истории есть. Потенциально. Это не страшно. Вот великаны – да.

– Какие великаны?

– А такие. Которые ночью ходят. Раздавят тебя и всё.

– В лепешку? Больно? – девочка крутит головой, пытаясь разглядеть в гаснущем небе кого-то.

– Не. Ты даже не заметишь. И они не заметят, просто раздавят и дальше пойдут. И ты пойдешь. Домой. Но уже раздавленная.

Девочка задумчиво молчит.

– Ладно, топай. Вон твоя кошка.

Девочка подбегает к горе битого кирпича около стены, опускается на корточки.

– Ой, ты моя мурысынька. А кто хорошая девочка? Кто самая пушистая, самая мурмурыстая? Кто моя котенька? Вот ты жопа! А ну не кусь. Не кусь, я сказала. Стыдно? Стыдно, да? Ну чего смотришь глазами наглыми? Не надо мне уже руку лизать. Ах ты, сучка! Опять? Голову тебе открутить?

Потирая руку, девочка поднимается и смотрится за стену.

– Ну ладно, все равно поймаю и когти… Ой!

Не успев договорить, Ира убегает. Из камышей, кряхтя и чертыхаясь, выходит мужчина средних лет в синем трико, тельняшке и фланелевой рубахе. На ногах шлепанцы. Багровое от напряжения лицо напоминает маску тибетского демона, которому пришлось много лет бухать.