Понятно, что этот порядок несколько раз неизбежно нарушался – например, в комнате ее дочери-студентки Гали на старом столике с инкрустацией стоял новейший ноутбук с принтером, на стене, вместившись между авторскими акварелями висел жидкокристаллический телевизор, а на двери с внутренней стороны был прикреплен огромный постер с портретами каких-то рок-певцов. Да и у самой Симоны на большом круглом столе, за которым она работала, стоял старый пентиум, перешедший ей в наследство от дочери. Сначала Симона просто не разрешила его выбросить, спасла, потом научилась набирать на нем тексты, запоминать и править, и ей уже стало казаться, что он вполне вписывается в ее обстановку. Когда дочь однажды начала убеждать ее, что компьютер устарел – «мам, давай купим тебе новый» – Симона категорически ответила – «меня этот устраивает». В кухне рядом со старинным буфетом стоял холодильник «шарп». Нет, конечно, было бы неправильно называть ее абсолютным противником современных достижений и удобств, но приобретать их, считала она, надо лишь по мере их доказанной острой необходимости, не отказываясь при этом от того, что уже в течение многих лет служило верой и правдой и еще вполне могло послужить лет десять.
Симона любила порядок, и любое его нарушение вызывало в ней протест и болезненную потребность тут же привести все в норму. Но поскольку главным источником беспорядка была Галя, Симона воспринимала это как наказание себе за какие-то грехи, а ликвидацию беспорядка – как способ искупления этих грехов. Увидев заплесневевший огрызок от яблока, прилипший к старинной лакированной столешнице или мейсенскую чашку с неопрятным осадком позавчерашнего испарившегося чая, или разбросанные по комнате туфли, или упавшую на пол книгу, Симона со стоическим молчанием начинала наводить порядок. Однажды Галя застала ее за этим занятием.
– Мам, ты что делаешь?
– Убираю.
– Зачем?
– Что значит – зачем? У тебя тут такое…
– Я бы сама убрала!
– Что же ты не убрала?
– Мне было некогда. Все, теперь я сама буду этим заниматься.
Через какое-то время Симона не выдержала и вновь убрала в комнате Гали. Не дождавшись реакции, она спросила за ужином:
– Ты ничего не заметила в своей комнате?
– Ой, да, так чисто! Мам, ты просто гений чистоты! Спасибо огромное!
Вскоре уборка Галиной комнаты Симоной стала привычным делом для обеих.
– Мам, куда ты положила такую желтую тетрадь? Она упала под стол, и я знала, что она там. А сейчас ее нет.
– Она на первой полке слева. Там все тетради.
– Ты бы хоть предупреждала!
– А ты бы сама убирала!
– Но ты меня всегда опережаешь! Только я задумаю убрать – уже все чисто!
Или:
– Мам! Ты не видела мою футболку с цветами?
– Видела. Она валялась на стуле, и я ее положила в грязное. Но еще не стирала.
– Почему в грязное?!
– Потому что она уже несвежая.
– Вполне еще можно было разок поносить.
– Значит, вешай в шкаф, а не швыряй на стул.
– Ой, мам, как ты любишь создавать проблемы из ничего!
– По-моему, это ты создаешь проблему.
– Нет, ты. Это тебе надо все раскладывать по местам, по полочкам. А я к этому отношусь проще.
– Тогда возьми свою майку из ящика с грязным бельем и носи, сколько хочешь.
– Нет уж. Теперь нет, придется что-нибудь другое придумать. А я хотела эту майку!
Симона не любила эти препирания. Она укоризненно вздыхала и замолкала. Потом она приучила себя относиться к беспорядку в Галиной комнате философски. Она сказала себе, что эта Галина черта – вовсе не неряшество, а проявление качества, которого ей, Симоне, всю жизнь не хватало –