Дронго вошел в ванную комнату. Вместо кранов здесь были серебряные лебеди с распахнутыми крыльями: вода текла прямо из клюва. Глубокая квадратная ванная с расположенной над ней непонятной цепью несколько озадачила его. Что это может быть? Он потянул за цепь. Через минуту в его дверь постучали. Оказалось, что это вызов официанта. Для гостей, находящихся в ванной, ужин либо завтрак можно заказать, очевидно, прямо в ванную.

Из ванной комнаты вела еще одна дверь – в туалет, где находились традиционные весы. Разумеется, везде установлены телефоны, чтобы разговаривать с любого места, даже не меняя своей позы. Рядом с кроватью находился небольшой пульт управления. Можно, лежа в постели, регулировать свет, открывать занавески, включать радио и телевизор, меняя программы.

Осмотрев свой номер, он пошел в расположенный рядом сюит Осинского. Здесь на стенах висели подлинные картины французских художников, уже успевших стать классиками. Кровать была обрамлена мраморными колоннами, а ванная комната напоминала небольшой, но хорошо оборудованный бассейн. Осинский, расстроенный вчерашним взрывом, нетерпеливо ходил по номеру. Напротив него в кресле сидел невозмутимый Якобсон.

– Почему, почему?! – кричал Осинский. – Почему мне должны присылать такие посылки? Кому я помешал? Кто хочет меня убить?

– Мы этого не знаем, – невозмутимо отвечал Якобсон, – мы ничего не знаем. Французская полиция занимается розысками этого непонятного придурка. Но там не было ничего опасного. Обыкновенная хлопушка. Просто кто-то хотел пошутить.

– Пошутить! – взвизгнул композитор. Он был в одном халате, и, когда делал слишком резкие движения, обнажались его светлые ноги, которые по полноте как-то не соответствовали его располневшему лицу и уже появившемуся небольшому животу. Словно их приделали после того, как Осинский начал полнеть.

– Пошутить! – кричал композитор, размахивая руками. – Поэтому там вылетели все стекла?

– Это была случайность, – успокаивал его Якобсон. – Вот мистер Саундерс может все подтвердить, – показал он на Дронго.

– Правда? – спросил, останавливаясь, Осинский. Как и все люди с неустоявшейся психикой, он больше доверял новым людям, чем своим старым знакомым.

– Да, – подтвердил Дронго, усаживаясь в кресле рядом с Якобсоном, – я думаю, не было никакой опасности.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла неизвестная Дронго женщина. Он встал, чтобы поздороваться с ней. Якобсон не шевельнулся, а Осинский даже не стал затягивать пояса своего халата.

– Миссис Уэлш, – показал на нее своей короткой рукой Якобсон, – миссис Барбара Уэлш, личный секретарь господина Осинского.

Женщина повернулась к Дронго. Она была явно азиатского происхождения, несмотря на свою английскую фамилию. Раскосые, чуть удлиненные глаза, чувственный нос с четко очерченными крыльями ноздрей, твердая линия скул. Небольшой рот с тонкими губами. И холодный взгляд карих глаз. Волосы были красиво уложены. Одета она была в строгий серый костюм. «Кажется, „Келвин Кляйн“, – подумал Дронго, оценивая линии ее одежды.

– Мистер Саундерс, – показал на Дронго Якобсон, – наш новый консультант по безопасности.

Женщина холодно кивнула. Не обращая внимания на рассерженного Осинского, она прошла к другому креслу и села в него. Дронго обратил внимание на безупречные линии ее ног.

– Вы слышали, что случилось вчера? – закричал Осинский. Он, очевидно, не умел разговаривать спокойно.

– Да, – ответила Барбара. Голос у нее был низкий, глухой. – Мне рассказали Мартин и Брет.

Дронго сделал движение рукой. Якобсон, заметив это, ободряюще кивнул.