Гордость в вере проявляет себя тем, что гордый дерзает поставлять себя судьей веры и Церкви и говорит: я этому не верую и этого не признаю; это нахожу лишним, это ненужным, а вот это странным или смешным. Еще гордость в вере обнаруживает себя похвальбой в мнимом знании всего, тогда как весьма мало знает или совсем слепотствует душевными очами. Это не стоит читать, говорить: известно; этих проповедей не стоит читать: в них все одно и то же, что уже известно мне. Великая степень гордыни человеческой обнаруживается в том, когда простой смертный дерзает сравнивать себя со святыми Божиими и не видит их великих и дивных совершенств, собственными подвигами приобретенных ими при содействии благодати Божией, совершенств, которые Сам Бог увенчал и прославил в них. Он говорит: для чего я буду чтить их, особенно молиться им? Они такие же люди, я молюсь одному Богу, – а не знает того, что Сам же Бог повелевает нам просить за себя молитв праведников. Только лице его Я приму (Иов 42,8) (7).

Гордость в вере обнаруживается еще в нечувствии грехов своих, в фарисейском оправдании и самовосхвалении, в нечувствии милостей Божиих, в неблагодарности Богу за все доброе, в нечувствии нужды славословия велелепоты[18] Божией. Все не молящиеся Господу Вседержителю, Богу духов и всякой плоти, Животу своему, не молятся по тайной гордости (7).

Всячески искореняй из сердца гордость, противящуюся Духу Святому, и плотскую, и духовную; она непременно таится в сердце и ясно обнаруживается в обращении с ближними или во время молитвы (7).

Гордость – начало всякого греха. Грех Адама и Евы, не послушавших Господа своего, прослушавших спасительную и благодетельную заповедь Его, служит причиной того, что род человеческий до сего времени путается в грехах всяческих; от гордости происходят все бедствия… Поэтому надо беречься гордости, надо смирять себя, считать себя ниже других. Пример смирения – Господь Иисус Христос. Он, будучи Богом всесовершенным, смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2, 8). Не напрасно Сын Божий смирил Себя до такой степени. Его страдания необходимы были для спасения нас от гордыни и всех других грехов. Если бы не пострадал за нас Сын Божий, никто не мог бы спастись, сатана всех поглотил бы своею пастью и сделал участниками вечных мучений; впрочем, и теперь пойдут в муку вечную все те, которые живут во грехах и не раскаиваются в них. Крепко помните это и смиряйте себя перед другими, как наставляет апостол Павел: в почтительности друг друга предупреждайте (Рим. 12,10) (9).

Откуда в нас страсть превозношения и самохвальства? Оттуда же, откуда произошли все грехи наши: от первого прародительского греха. Человек создан был с тем, чтобы он любил Бога как виновника своего бытия больше всего, чтобы взирал на Его совершенства и подражал им, свято исполняя Его волю. Но он полюбил больше себя, а не Бога, захотел совершенства Его присвоить себе, пожелал быть сам столь же великим, как Бог, захотел быть самозаконником, подвергся самолюбию и гордости и – пал. Таким образом, превозношение или гордость есть душепагубная страсть человека, делающая его враждебным Богу и презрительным относительно ближних. Может ли Бог с благоволением взирать на тварь, которая надмевается какими-то собственными совершенствами и не находит себе равного в них, как будто у нас есть что-нибудь свое? Вот начало нашей страсти к самопревозношению. Как страсть, она, естественно, есть болезнь нашей души, заразившая ее в минуты падения первых людей. Как ложное мнение о своих совершенствах, как противозаконное движение воли, она есть вместе с тем плод внушений злого духа, который сам, пав гордостью и завистью, увлек к падению теми же грехами и человека. Мы знаем, что люди пали не сами собой, а по искушению от диавола. Нужно ли распространяться о том, что гордость или самохвальство, соединенное с унижением других, есть болезнь нашей души? Чтобы увериться в этом, надобно только взглянуть на человека гордого оком святой веры. Что такое человек в настоящем его положении? Человек падший, разбитый, весь в ранах. Вам кажется преувеличенным это сравнение? Вспомните притчу о самарянине и человеке, попавшем к разбойникам (см. Лк. 10, 30–37). Кого изображает этот человек, попавший к разбойникам, избитый и израненный? Кого, как не нас, измученных страстями, миром и диаволом? Если бы такой человек стал утверждать, что он совершенно здоров и не чувствует никакой боли, что мы сказали бы о нем? Не сказали бы мы, что он слишком болен и близок к смерти, потому что в его теле уже нет чувствительности, обнаруживающей в нем присутствие жизненных сил. Это же, непременно это же мы должны сказать и о человеке гордом.