Вдруг родители заметят, что он вернулся с двумя пальто? Опять начнутся вопросы, претензии. Лучше не провоцировать. А ещё лучше оттянуть это событие.
Иркина болтовня отлично отвлекала от невесёлых мыслей.
– А Штольц только обрадовался, прикинь, даже пожелал нам удачи… – задумчиво протянул Хворь, пересказывая Синицыной разговор с деканом. Та рассмеялась.
Чтобы объяснить своё поведение, пришлось и в деканате соврать, что они с Иркой встречаются. Реакция Штольца на эту новость очень удивила Давида. Ещё декан сказал что-то вроде «Научи её уму-разуму». Но Давиду показалось, что он ослышался.
Идти было недалеко, но они и не торопились. Прохожие суетливо оббега́ли их медленную парочку. Синицына шла, восхищаясь их нелепым приключением, залипала в витрины на чересчур яркие вещи, причём в пропорции к цвету увеличивалась задержка и протяжность восторженного туповатого: «Ва-а-а-ау».
А Хворь следил за тенью, что таскалась за ними, перетекая от одной арки к другой. Он старался, не показывать девушке своей тревоги. Давид привык не афишировать эти виде́ния. Но подставлять одногруппницу второй раз за неделю не хотелось.
Кот выпрыгнул на них неожиданно. Царапнул густую тень в подворотне и зашипел.
Давид отступил на шаг. Животные не любили его, а он опасался животных. И коты, и собаки явно видели то же, что и он сам. И всегда предупреждали о появлении чёрных монстров шипением или рычанием.
А так как рядом с Давидом всегда тёрлась какая-нибудь тварь, все коты шипели на него, а собаки рычали. Некоторые даже бросались. Заколебался потом прививки делать…
– Тише, тише, – Синицына присела на корточки и протянула руку. Кот зыркнул на Давида, осторожно переступил лапами и понюхал пальцы девушки. – Красивый… Очень красивый. Рыжий, толстый, пушистый. Может, мейн-кун? – почему-то спросила Ира у Давида. Он не знал и буркнул первое, что пришло в голову:
– Может, питерский бомжеватый…
Кот не представлял из себя ничего особенного: дворовое облезлое мяукало с длинными усами. Ещё и с хитрющими жёлтыми глазищами.
Может, сейчас тень появится, кот шуганётся и набросится на Синицыну, раздерёт ей лицо когтями и попадёт по яремной вене, у Иры начнётся кровотечение, и она умрёт. Даже не успеет привиться от бешенства.
– Может, и мейн-кун. Пойдём? – всеми силами сохраняя спокойствие, предложил Давид. Сам не сдвинулся с места, боясь спровоцировать животное. Пальцы нашарили и сжали расчёску в кармане.
Но кот уже ластился к девушке, мёл пушистым хвостом по рукам и судя по восторгам – мурчал.
– Я его себе возьму! – воскликнула счастливая Синицына, подхватывая кота на руки. Капюшон сполз с её головы, открывая фиолетовые пряди, наэлектризованные искусственным наполнителем пуховика и от этого вставшие дыбом.
Странная райская улыбка растянулась на лице девушке, И Хворь недоумённо поинтересовался:
– Как можно так радоваться бездомному котяре?!
– Так он же красивенький.
«Верни его!» – заскрипело над ухом. И Хворь с ужасом увидел, как кот дёрнулся из рук Синицыной, вывернулся и спрыгнул на асфальт, выгнул спину дугой и оскалил клыки. Протяжное шипение прервалось скрежетом тормозов, кот испугался машины и исчез в подворотне.
Давид сделал глубокий вдох, предпочитая не оборачиваться и не знать, что же стояло за его спиной. Скрипучее дыхание ощущалось холоднее февральского мороза. Хворь быстро осмотрел девушку и, поняв, что она даже не поцарапалась, с облегчением выпустил рукоятку расчёски.
– Он всё равно блохастый или заразный.
– Думаешь? – с сомнением переспросила Ира.
– Ты реально собралась его домой тащить?
– Конечно.