Паника охватила Зимри.

– Я… нет, не хочу, ваше величество.

– Тогда предлагаю принять мое приглашение и пойти за Ачак. Они отведут тебя в отдельную комнату, где ты будешь спать. Завтра нас ждет очень много дел.

– Благодарю вас, ваше величество. – Мысли Зимри закружились, когда он низко поклонился, а потом прошел за Ачак через потайную дверь, которая открылась в каменной стене в задней части тронного зала. Здесь, в окутанном тенями зале, воздух казался более прохладным, дышать было легче, и все же это никак не помогло успокоить мечущиеся в голове мысли.

Несмотря на сильную усталость, непреодолимое желание закрыть горящие от слез глаза, этой ночью Зимри никак не мог уснуть. Даже когда Ачак оставили его одного в большой спальне, где тепло потрескивающего огня омывало толстый ковер и роскошная кровать манила к себе, он не смог сомкнуть глаз.

Зимри расхаживал по комнате, снова и снова воспроизводя в памяти события сегодняшнего дня, магия кружилась в его крови вместе с нарастающей паникой.

«Как я буду жить здесь? – подумал он. – Во дворце Короля Воров?»

Можно ли детям вообще находиться в этих стенах? Разумеется, нет, учитывая рассказы о криках, наполняющих скрытые под дворцом подземелья. «А как же мои вещи, лежащие в комнате дома?» Или теперь, когда «Макабрис» перешел к банку его родителей, Зимри больше не мог называть это место домом? Силы небесные и морские, как же он хотел вернуть своих родителей!

Прокля́тые слезы снова грозили пролиться, затуманивая зрение Зимри, но теперь, оставшись один, он почувствовал, что наконец-то может лелеять свое горе. Опустившись в ближайшее кресло, он сорвал с себя маску, бросил ее на пол и дал волю подступающим к горлу рыданиям. Уронив голову на руки и дрожа, мальчик плакал от понимания, что никогда больше не обнимет своего отца, никогда не свернется калачиком рядом с матерью, никогда не почувствует аромат ее духов или его сигар. Он плакал, зная, что не успел сказать им, как любит их, до того как они погибли, и от того, что не мог вспомнить, когда они в последний раз шептали эти слова в ответ. Зимри заплакал, наполняя комнату тяжелым золотым облаком своих душевных мук: запахом испорченных фруктов. И только когда в комнату проскользнули тихие звуки фортепиано, он медленно успокоился. Вытерев нос рукавом накидки, Зимри поднял голову.

И с удивлением обнаружил, что его теперь приоткрытая дверь позволяла проникнуть внутрь спокойной, убаюкивающей мелодии.

Хотя он, без сомнения, никогда раньше не слышал эту музыку, она показалась ему знакомой. Ноты рассказывали о тоске, шептали о его сиротстве или, возможно, просто об одиночестве.

Словно в трансе, Зимри встал и, смахнув со щек последние слезы, вышел из своих покоев и пошел дальше, налево по затененному коридору вслед за мелодией. Лишь несколько бра вдоль стен освещали его путь, пока он не оказался перед дверью в другую комнату. Здесь тоже было темно, если не считать пузыря фиолетового света, окружавшего девочку, которая сидела в центре и играла на пианино. Ее пальцы легко порхали по клавишам, магия лилась из нее, освещая ночную рубашку цвета слоновой кости и длинные черные, как сама ночь, волосы, заплетенные в косы. Глаза девочки были закрыты, тонкие черты лица не скрыты маской. Она выглядела крайне умиротворенной, пока мягко раскачивалась в такт песне, которую исполняла. Для Зимри было так непривычно видеть другого человека, особенно ребенка, без маски, что он на мгновение забыл, что оставил свою собственную в комнате.

Хотя перед девочкой не было никаких нот, за которыми можно было бы следить, она играла так, будто уже много раз оживляла эту мелодию. Песня буквально струилась из ее пальцев. Но внезапно она открыла глаза, встретилась взглядом с Зимри и остановилась.