Павел Васильевич торопливо привстал, приветствуя её, и бодро произнес, стараясь выглядеть моложе:

– Здравствуй, Малыш, как давно я тебя не видел! А ты очень похорошела за прошедшее время.

Малышка действительно выглядела премило: раскрасневшиеся щёки, блеск в глазах и какая-то непривычная грациозная женственность появилась во всех её движениях, которой он раньше у неё не замечал.

– Здравствуйте, Павел Васильевич, – продолжая выкать, ответила ему Малышка, не реагируя на его комплимент. – Так что Вы хотели мне сказать такого важного? – и слегка улыбнулась залу.

Работяги за дальним столиком опять перестали ругаться и молча уставились на них.

– Промокла прямо вся, пока дошла. Ну и погода, – громко добавила она, стряхивая капли дождя со своих волос и по привычке привлекая к себе внимание окружающих.

– Да-а-а, ну и в дыру тебя занесло, прямо в гнилой угол. Надо бы возвращаться тебе обратно в столицу. Погуляла – хватит, – тихо начал увещевать беспутницу кавалер.

– Зачем? – беспечно ответила Малышка, – счастье есть везде. И здесь по-своему красиво, море, чайки, горы, вулканы. Мне нравится здесь жить. Здесь зарождается день и здесь зарождается жизнь. Не важно, где живешь, а важно с кем, – заговорила она вдруг философски, чем сильно его удивила.

Павел Васильевич, не ожидавший такого поворота событий, начал сбивчиво рассказывать ей о том, что у него умерла жена и если она вернётся обратно к нему, он перепишет на неё загородный дом, и что он теперь богатый и она ни в чем не будет нуждаться, если будет с ним жить.

– Я даже никогда не буду ругать тебя за твою измену, – примирительно добавил он.

– Нет, никуда я с тобой не поеду. Все твои обещания ненастоящие, вялые, дряблые, как тело, морщинистые, как гармошка… То ли дело у моего Данилки: слова, тело, мысли – как дубинка: сказал – сделал. А ты всё время мямлишь мне который год о какой-то будущей сладкой жизни, что я уже ничего от тебя не хочу. Вот мы с ним на прошлой неделе уже обвенчались в местной церкви. Да и беременна я от него, уже четвертый месяц пошел. Мы любим друг друга, не мешай нам жить. А будешь строить козни моему Данилке или мне, у меня есть, что про тебя сказать твоему начальству: как ты обогатился на взятках и что не даёшь молодой офицерской семье спокойно жить.

С этими словами Малышка встала и, не попрощавшись, вышла из кафе, плавно покачивая бедрами.

– Так вот откуда появилась у неё эта грация! Она беременная. Это очень сильный ход, – почему-то подумал в этот момент Павел Васильевич, глядя ей вслед.

В кафе после её ухода наступила напряженная тишина, даже мухи перестали жужжать. Два мужика, слышавшие весь их разговор, продолжали молчать, не возобновляя своей ругани в знак сочувствия к потерпевшему – случайному посетителю. Только «абориген» по-прежнему дремал за стойкой бара, подперев голову кулаками, и пропустил интересную встречу. А Павел Васильевич, оглушенный и раздавленный ответом Малышки, сидел как контуженый, плохо соображая, и тупо глядел на закрывшуюся входную дверь заведения.

– И что теперь? Зачем всё это? И куда дальше? – вяло спрашивал он самого себя, глядя в пустоту. И не находил ответа.

Просидев некоторое время без движения, Павел Васильевич медленно встал и, сгорбившись, тихо пошёл к выходу, шаркающей походкой старика, забыв взять свой зонтик, висящий на спинке стула. На улице по-прежнему шёл сильный косой холодный дождь, но он его не замечал и брёл по дороге, низко опустив голову, не соображая куда. И только когда его плащ, пиджак и рубашка промокли насквозь и по спине потекли ледяные капли, холодя всё тело, он остановился и с удивлением огляделся по сторонам.