Он обернулся. Она стояла совершенно голая.

– О, простите! – воскликнул он, краснея.

И торопливо повернулся лицом к стене.

– Что вы, что вы, это я виновата, – невольно рассмеявшись, сказала Изабелла. – Я увлеклась разговором и не обратила внимания… И потом, говоря по правде, какое это имеет значение для наших отношений, Оливье?..

Она надела ночную рубашку.

– Я только одного хочу, – продолжала она, – чтобы вы никогда больше не повторяли тех глупостей, какие я только что слышала. Мне это больно…

Оливье с благодарностью посмотрел на нее.

– Вы хотите утешить меня… А может быть, я и в самом деле не очень вам в тягость? – спросил он.

Оливье был такой опрятный и холеный, от него приятно пахло туалетной водой и зубным эликсиром; взгляд у него был нежный, а лицом, что бы ни говорили, он все-таки походил на Орлеанов. Изабелла уже так привыкла к нему, ее трогала постоянно проявляемая им предупредительность.

– Знаете, Оливье, я вас очень люблю! – призналась она. И быть может, оттого, что в тот день Изабелла испытала горькое разочарование, она подошла к мужу и поцеловала его в губы.

– Дорогая! Моя дорогая! – сказал он, побагровев от радостного смущения. – Вы, верно, поступаете так просто из жалости, но мне теперь не до всех этих тонкостей. Вы делаете мне большой подарок.

Изабелла положила голову на плечо Оливье. Ей так хотелось на кого-нибудь опереться. Муж нежно обнял ее. Он чувствовал, как она тесно прижалась к нему чересчур мягкой грудью; его руки скользнули вдоль ее тела, тела женщины, прожившей на свете вдвое меньше, чем он.

Внезапно он отодвинулся.

– О, простите, – сказал он снова. – Что вы подумаете обо мне?

Она как-то странно на него посмотрела.

– Видите ли, Оливье… – произнесла она.

– Конечно, это очень глупо… – пробормотал он в смятении, какого она никогда в нем не замечала. – Я… я и не подозревал, что со мной еще может произойти нечто подобное… Отзвуки прошлого…

Изабелла опустила голову; казалось, она размышляет.

Оливье вновь подошел к жене, нерешительно обнял за плечи и поцеловал ее волосы.

– Полноте, полноте! – прошептала она, тихонько отстраняя его.

– Да, вы правы, я смешон, – проговорил он. – Хорош, нечего сказать… В моем возрасте это по меньшей мере неприлично. Но и вы тоже виноваты! Раздеваться тут, в моем присутствии… Прошу вас, забудьте этот… случай. Пора спать. Спокойной ночи.

Но прежде чем он закрыл за собой дверь, она взяла его за руку и, опустив глаза, спросила:

– Вам это будет приятно, Оливье?

На следующее утро, побрившись, приняв ванну и сделав массаж, он явился завтракать в комнату Изабеллы в весьма игривом настроении.

– Я смущен, я сконфужен моим вчерашним поведением, – произнес он, не скрывая своей гордости.

– Зачем же смущаться, – сказала, смеясь, Изабелла. – Мне было очень хорошо.

Она тоже находилась в отличном настроении.

– О, это вы говорите из жалости, – запротестовал он. – Вы очень добры ко мне, Изабелла.

Она протянула ему совсем еще теплый гренок с маслом.

– Я бы даже сказала, что вы весьма недурно с этим справляетесь, – заявила она с бесстыдством непосредственных натур.

– Да! В свое время и я чего-то стоил… Порою мне даже делали комплименты… Надеюсь, – снова краснея, продолжал Оливье, – вы не станете ревновать меня к моим былым увлечениям?

– О нет, уверяю вас, Оливье, darling[9], – заливаясь смехом, ответила она.

Изабелла впервые так назвала его и почувствовала, что нашла верное слово. Оливье был именно «darling».

– Бывает иногда, что старые деревья много лет не плодоносят, а потом вдруг, неизвестно почему, дают последний урожай.

– Прекрасно! Желаю, чтобы сбор урожая длился как можно дольше!