– Пожалуйста, помогите мне, – обратилась она к рыжеволосому коренастому лаборанту. – Мне этот курс нужен для диплома, а если вы мне не поможете, я в жизни не налажу этот осциллограф.

К тому моменту, как Рей научил ее измерять резонанс в колебательном контуре, он уже был по уши влюблен.

Когда прозвенел звонок, возвещавший окончание занятий, Рей призвал на помощь всю свою храбрость и пригласил девушку на чашку кофе.

– С удовольствием, – ответила она. – Только тебе придется подождать, у меня репетиция в оркестре.

Сердце его забилось.

– Отлично.

– Хорошо. Тогда заходи в аудиторию около половины восьмого, – продолжала девушка. – Может, даже услышишь наше пиликанье.

Реймонд пришел пораньше, сел в заднем ряду и стал смотреть, как Эдмундо Циммер дирижирует Концертом ре минор Баха для двух скрипок и оркестра. К его удивлению, Мюриэл как раз была в числе двух солистов. Дуэт был исполнен превосходно.

– Вообще-то я сюда приехала изучать английский, – рассказывала она за ужином. – Но когда попала в оркестр, Эдмундо обратил меня в свою веру. Он такой обаятельный – и нисколько не ожесточился после аварии.

– А что с ним случилось? – полюбопытствовал Реймонд. – Я заметил только, что у него руки какие-то деревянные.

– Он талантливый скрипач – был восходящей звездой в Аргентине, когда попал в аварию. Ударился о приборную панель, и в результате – паралич плечевого пояса. Так что теперь самое большее, что он может делать в музыке, – это дирижировать таким собранием дилетантов, как наш оркестр. Я восхищаюсь его мужеством.

Они рассказывали друг другу о себе, и Реймонд признался, что на нем стоит клеймо неудачника и что выше его сегодняшнего положения ему вряд ли удастся подняться. Удивительно, но после этого признания он показался Мюриэл только симпатичнее. Чем-то его отношение к своей профессиональной неудаче напоминало ей стойкость духа Эдмундо Циммера.

Они поженились.

И зажили счастливо.

После окончания университета Мюриэл нашла себе место учителя музыки в школе и до последних сроков беременности продолжала играть в оркестре.

10 июля 1967 года Реймонд да Коста стал счастливым папашей: у него родился сын. Головку младенца покрывал рыжий пушок. Рей дал себе слово, что Питер будет иметь все, чего был лишен в детстве он сам. И перерыл библиотеку в поисках книг по развитию ребенка.

Мюриэл радовалась, что муж проявляет такой интерес к воспитанию сына, – ровно до тех пор, пока не заметила обратной стороны этого интереса.

– Реймонд, что это значит? – воскликнула она, случайно наткнувшись на тетрадь мужа, содержащую детальный, день за днем, отчет об интеллектуальном развитии ребенка.

Точнее сказать, это была регистрация замеченных папочкой «дефектов».

Реймонд не был расположен к объяснениям.

– Мюриэл, я намерен отвезти Питера на консультацию. Мне кажется, он не в полной мере реализует свои возможности.

– Но ему еще только два года! – возразила она. – Ты что, хочешь, чтобы он в таком возрасте интересовался ядерной физикой?

Ответ мужа поверг Мюриэл в замешательство.

– Нет. Но было бы вполне естественным, если бы он мог выполнять простейшие арифметические действия с помощью вот этих разноцветных кубиков. Откровенно говоря, Мюриэл, боюсь, наш сын далеко не гений.

– И что с того? Он милый, славный мальчик. Или ты думаешь, если б ты был профессором физики в Принстоне, я любила бы тебя сильней?

Глядя ей прямо в глаза, Реймонд ответил:

– Да.

Мюриэл решила, что, если у них появится второй ребенок, чрезмерное внимание Реймонда к развитию Питера поневоле ослабнет.

Когда она говорила об этом, муж так обрадовался, что в тот же день явился с работы с красиво упакованным термометром для определения момента овуляции. Судя по тому, с каким необычайным жаром он бросился заниматься сексом, в нем с новой силой вспыхнул энтузиазм экспериментатора.