Пройдясь вдоль полок, я взяла необходимое и подошла к кассе. Беззвучно ругаясь на бездонную сумку, я в ускоренном темпе перебирала содержимое, пытаясь отыскать чёртову карту.

– С вас пять долларов тридцать центов, – раздался до боли знакомый женский голос, и я резко подняла голову.

Абсолютно не двигаясь, я молча рассматривала постаревшее и какое-то посеревшее лицо. Кожу под глазами и над губой прорезали глубокие морщины, ногти забыли о существовании маникюра, а простое платье с торчащими по швам нитками смотрелось вполне уместно на приятно располневшей фигуре. От роскошной Оливии Майерс, стоящей за кассой самого обычного продуктового магазина, не осталось ничего. Никакого лоска. Лишь глаза, привычно сверлящие меня недовольством, доказывали, что женщина передо мной – моя мать.

На короткое мгновение я испугалась, что она накинется на меня с обвинениями, но время утекало, а она лишь презрительно смотрела на меня в ответ.

– Вы будете оплачивать или нет? – она разбила паузу наждачным скрипом, и я вздрогнула, словно услышала её голос впервые. Неужели он всегда был таким противным?

Я с некой осторожностью поднесла карту к терминалу, будто женщина за стойкой способна откусить мне руку, и, забрав покупки, поспешила на выход, испытывая смешанные эмоции от неожиданной встречи.

Кэти сразу заметила, что со мной что-то не так.

– Ты в порядке? Выглядишь бледной.

Протянув ей долгожданную пачку чипсов, я завела двигатель и, пристегнув ремень безопасности, поправила зеркало заднего вида. Времени, затраченного на все эти действия, хватило для того, чтобы распознать собственные ощущения.

– Я выгляжу не бледной, Кэт. Это смятение и немного радости.

Сестра, застыв с кругом картофеля у рта, непонимающе нахмурилась.

– Не пугай меня, Эми.

– Только что я убедилась, что справедливость в этой жизни всё-таки существует.

Майами. Пригород Авентура.

Эмили.

 Солёный ветер трепал волосы. Сине-зелёные волны поднимались вверх, закручивались спиралями и с шумом разбивались о берег. Пасмурное небо, такое редкое для Майами, простиралось унылым полотном до самого горизонта, и меня посетила глупая мысль: где бы я ни находилась, серость, как проклятие, неслась по моим следам.

Я сидела на песке и смотрела вдаль, крепко прижимая к груди глиняный сосуд. Он был простой формы, чёрного цвета, с тонким, опоясывающим ближе к верхушке золотистым узором. Тяжёлым. Толстые стенки скрывали внутренности. И это было к лучшему, потому что я пока не была готова их видеть.

Эйдена не стали хоронить в землю или оставлять в колумбарии за громоздкой серой плитой с выгравированными буквами.  Все эти варианты не подходили для такого свободолюбивого парня, как он. Его родители пожелали развеять прах в значимом для него месте, и я была поражена, что они до сих пор этого не сделали.

Не сделали, потому что ждали меня.

На лице Грейс не отобразилось ни единого сомнения, когда она уверенно протянула мне урну с прахом единственного сына. А меня трясло так, словно я наркоманка с двадцатилетним стажем. Я боялась выронить и разбить бесценный сосуд. Но, когда мои пальцы нащупали неровность глиняной поверхности и никакого страшного события не произошло, я не выдержала напряжённой мешанины собственных чувств и разрыдалась. Оглушающе громко ревела на плече миссис Райс и страшилась представить, что со мной стало бы, если бы я пропустила момент.

Момент, когда могу прикоснуться к нему… в последний раз.

– Я не ошиблась, Эйден, – тихо проговорила я, и мой голос потонул в грозном шипенье прибоя. – Не ошиблась в твоих родителях. Они – потрясающие люди. Жаль, Стива не оказалось дома, но Грейс… Она не винит меня. Твоя мама всё понимает. Твоя мама меня любит. Твоя мама – удивительная женщина, – с нежностью в голосе поведала я, испытывая лёгкую грусть, что такой материнской любви мне не познать никогда. – Но я всё равно попросила прощения. Оно было мне необходимо. Необходимо, чтобы двигаться дальше. – Я тяжело сглотнула, прежде чем продолжить: – Грейс купила торт. И знаешь, я оценила, что это не тот торт, который покупал мне ты. Я не смогла бы съесть и ложки.