Мы говорили о том, чтобы жить вместе и не кататься друг к другу, но это предполагало, что мне нужно уйти с работы. Но из этого ничего не вышло.
– Ты не держишь слово, – говорила Эрин.
Это не была жалоба. Это была констатация факта.
– Ты должен делать то, что пообещал, – говорила она мне. – Если обещаешь, ты должен приехать.
Для Эрин это много значило. Она всегда все планировала. Ей нравилась рутина. Она всегда занималась бегом и той зимой тренировалась для Бостонского марафона. Для Бригама и женщин этого города было важным обновить отделение интенсивной терапии новорожденных, поэтому группа из госпиталя приняла решение устроить благотворительный забег и попытаться собрать деньги.
– Мне нравится помогать, – сказала она. Но это также значило меньше времени проводить вместе.
В то Рождество я купил Эрин неплохой фотоаппарат в Костко. Несколько недель спустя я купил себе гитару. Это была электроакустическая Yamaha по скидке в Гитарном центре за $200, и я не мог устоять. Это была выгодная покупка.
Я всегда любил играть на гитаре. Никогда серьезно не занимался. Я просто нахожу процесс игры расслабляющим. Я часто играл с моим сводным братом Крисом на заднем дворе дома моего отца в Конкорде, Нью-Гэмпшир, или сидел в комнате и работал над песнями. Я знал нескольких ребят, которые играли в клубах в центре Лоуэлла, поэтому я стал ходить туда на открытые микрофоны с моим другом Блэром. Я не играл, только слушал. Блэр часто орал на группы. Мы выпивали по несколько бутылок пива, а иногда и немного больше, чем несколько. Я никогда не увлекался наркотиками или каким-то другим видом алкоголя, мне нравится только пиво.
– Замечательно, конечно, гулять и веселиться со своими друзьями, – говорила Эрин. – Я не хочу, чтобы ты прекращал это делать. Но ведь нужно знать меру.
Она была права. Когда я только начал пропускать поездки в Бостон, я просто уставал на работе. Теперь же я пропускал поездки к Эрин, чтобы выпить и послушать музыку с Блэром.
– Я не могу, – сказал я ему в следующий раз, когда он позвонил. – У меня планы.
Но… Я не знаю. Этого было недостаточно. Мы с Эрин хорошо проводили время, но этого было недостаточно. Я продолжал все портить. Я помню тот день в феврале, конец зимы, когда ехал домой к отцу в Нью-Гэмпшир и вошел в дверь с традиционной упаковкой из двенадцати банок в руке.
– Как дела, Большая Чилла?
Она с первого взгляда поняла, что что-то произошло.
– Где Эрин?
– А… мы расстались.
– Что случилось?
– Я нарушил слишком много обещаний.
Я не люблю говорить о личном, поэтому ограничился этими словами и повторял их снова и снова, когда кто-то из семьи меня спрашивал. Мы расстались. Я позвонил Эрин два дня спустя. Я сказал, что люблю ее. Она сказала, что этого недостаточно.
Я не видел ее до 29 марта. Это был день ее благотворительного марафонского забега. Мы встретились в «Сисси Кей’с», баре в Брайтоне. Мы много говорили о забеге, и она работала над этим месяцами, поэтому я знал, что это важно для нее. Это была причина, по которой я пришел – поддержать ее. Я даже привел Большого Ди и тетю Джен. Были танцы. Как я мог не привести тетю Джен?
Я не понимал, насколько сильно я хотел быть там, пока не увидел Эрин. Она не ожидала увидеть меня, но улыбнулась, как только вошла внутрь. Я понял, что она хотела, чтобы я был там, и в этот момент я понял, что единственное место, где я хотел быть, – рядом с ней.
Я не помню наш разговор. Когда она спросила, зачем я пришел, я думаю, что я просто сказал: «Я же сказал, что приду».
С вечеринки мы ушли вместе.
Две недели спустя Эрин разбудила меня в пять утра. Это был понедельник, 15 апреля 2013 года, День патриота и день Бостонского марафона. Как и планировалось, я отвез Эрин в Хопкинтон, где автобусы собирали бегунов и отвозили к линии старта. Это было за несколько часов до первой группы марафонцев, тех, что были на инвалидных колясках. Они стартовали в 9:40. Эрин была в третьей группе, которая стартовала в 10:40, но помимо нее было еще около двадцати тысяч бегунов, толпящихся вокруг и готовых к старту.